«Жестокие и любимые» - [55]

– Серьезно, где ты была? – спрашивает она наконец. – Мы с Дианой думали...

– Я разговаривала с милой леди. И она помогла мне кое-что понять. Вопреки расхожему мнению незнакомцам легче открывать безнадежно отвратительные секреты.

Достаю розовую блузку.

– О-о, то, что надо, – одобряет Иветта.

Прежняя Айсис сморщила бы нос и отбросила ее в сторону. Теперь же я стягиваю свою кофту и заменяю ее блузкой – прохладной, воздушной, с оборками, реющими при каждом движении. Иветта помогает мне подобрать джинсовые шорты и одалживает старую, слегка потрепанную армейскую куртку, которая идеально подходит для прохладной осенней погоды и круто дополняет мой образ. Затем подруга собирает мои волосы и завязывает их в хвостик.

– Так ты выглядишь гораздо сексуальнее, – поясняет она.

– Желаю, чтобы люди, глядя на меня, думали: «Я хочу отдать ей миллион долларов наличными».

– Почему ты так помешана на деньгах?

– Потому что за деньги можно купить практически все.

Иветта смеется и качает головой.

– Что ж, я хочу отдать тебе десятку. Десять центов.

Настойчиво протягиваю руку, и она, порывшись в кошельке, находит десять центов. Засовываю монетку в лифчик на удачу и ухожу.

Я прокручиваю в голове заготовленную речь, снова, снова и снова, предусматривая различные исходы, придумываю контраргументы, саркастические замечания и непревзойденные подколки, но вся моя подготовка летит к черту, когда я вижу Джека, который ждет меня на парковке. Он стоит, прислонившись к персиковому дереву, его волосы вроде причесаны, но все равно выглядят слегка растрепано. На нем темные джинсы и красная фланелевая рубашка. Ноги длинные, плечи широкие, а лицо гордое, благородное, как у льва. И тогда меня словно молнией поражает. Он становится старше. Я становлюсь старше. Время не ждет. Я и так четыре года убила на страдания из-за того, кто и близко того не достоин.

Но этот парень. Этот глупый прекрасный парень, может быть, достоин.

– Это не ярмарка лесорубов, – подшучиваю я, как только подхожу к нему.

– Мне просто нравится фланель, – отвечает он, глядя на свою рубашку.

– Тебе и целой популяции хипстеров Сиэтла.

Джек ухмыляется и следует за мной к машине. Мы едем в полной тишине – не тяжелой, умиротворенной, – пока на горизонте не появляются палатки и верхушка освещенных американских горок.

– Я достала билеты, – говорю, когда, припарковавшись, мы выходим из машины. – Поэтому тебе достается почетная привилегия покупать мне всю еду, которую я захочу.

– Серьезно? Женщина, ты за раз употребляешь приблизительный эквивалент месячного рациона страны третьего мира.

– Это делает меня жирной или греховной?

– И той и другой, – отвечает Джек, принимая билет, который я ему протягиваю. Он останавливается под аркой, ведущей на ярмарку. Сумеречное солнце погружает деревья во тьму и окрашивает облака алым. Огни на колесе обозрения, американских горках и лодке фараона так и манят, а запах маслянистого попкорна и хот-догов смешивается с сухим, свежим запахом осенних листьев.

– Последний раз я был на ярмарке с Софией, – наконец произносит он. Мое сердце наливается свинцом и ухает вниз, подобно грузу, падающему на голову мультяшных героев, вот только вместо головы анимационного персонажа мое солнечное сплетение.

– Черт. П-пойдем, – спешно шепчу я. – Нам не стоит туда идти. Я не хотела...

Теплые пальцы Джека обвивают мое запястье, останавливая меня. Его хватка не грубая, как у Кирана. Она свободная. Я смогу вырваться, если захочу, но я не хочу.

– Я хочу, – встречаясь со мной взглядом, говорит Джек, его голос нежен, но непреклонен. – Я хочу пойти, с тобой.

Я потихоньку млею, но вовремя вспоминаю, кто я такая, показываю язык и, нырнув под арку, прокладываю путь.

– Не говори, что я тебя не предупреждала.

Я заставляю его купить мне мороженое, корн-дог и слурпи, от которого мой язык становится синим и начинает болеть. Джек говорит, что я умру от диабета, а я отвечаю, что моя сила воли сильнее любой болезни. Он смеется надо мной, но я плачу ему той же монетой, когда мы идем на лодку фараона и по мере набора высоты лицо Джека все больше бледнеет. На самом пике аттракциона наши желудки воспаряют, я поднимаю руки и кричу, Джек блистательно ругается и перекидывает поверх моей груди руку, словно ремень безопасности, хотя он мне не нужен, ведь я и так надежно пристегнута.

– Ты боишься высоты! – с замиранием сердца восклицаю я, когда мы слезаем с аттракциона. Слегка пошатываясь, Джек добредает до ближайшей урны и хватается за ее края.

– Нет! – огрызается он, его щеки уже чуть ли не позеленели. – У меня совершенно обоснованная настороженность касательно подвешивания в пятидесяти футах над землей в дико раскачивающемся маятнике.

– Физика нас защищает. – Я сочувственно поглаживаю его по спине. – Мы могли бы умереть только в том случае, если бы центральная ось ослабла. Ну, или если бы мы все вместе весили больше четырехсот фунтов.

Я беру со стойки сладкую вату и смотрю на Джека, намекая, чтобы он заплатил. Он ворчит и достает пятерку из кошелька.

– Такими темпами ты вмиг наберешь четыреста фунтов.

– Но я все равно останусь такой же сексуальной, – фыркнув, заявляю я и откусываю кусочек ваты. Джек вновь ухмыляется и так близко наклоняется к моему лицу, что на секунду мне кажется, он меня поцелует – все вокруг замедляется, огни мерцают через раз, голоса людей становятся тихими и искаженными, – но он только откусывает кусочек ваты и отстраняется, тогда время нагоняет свое. Я решаю наказать его и направляюсь к американским горкам. Джек громко стонет, но покорно следует за мной.