«Жестокие и любимые» - [10]

Ведь, в конце концов, я позволил ей умереть.

Убил ее.

В карих глазах Чарли читается страх, и это единственное, что сдерживает рев от того, чтобы поглотить мой разум. Отпихиваю его и шагаю обратно к машине. Грегори следует за мной по пятам и, как только я захлопываю дверцу машины, жестом показывает мне опустить окно. Поневоле выполняю его приказ.

– Посмотри на меня, – произносит Грегори мрачным, непрекословным голосом. Я неохотно встречаюсь с ним взглядом. – Ты сможешь это сделать? Или нам стоит возобновить тренировки?

Все мое тело инстинктивно передергивает от невероятно реальных воспоминаний тренировок с Грегори. Воспоминаний крови, сочащейся из моих ушей, вида дощечек перед собой глубоко под землей, запахов грязи и тьмы в моем носу. Нет. Я не хочу еще раз подвергаться такой тренировке.

– Я держу зверя под контролем, сэр, – медленно отвечаю я.

Грегори изучающе смотрит на меня, затем кивает и похлопывает по капоту машины.

– Тогда собирайся. Тебя ждет университет.

Мы возвращаемся в мотель, который оплачивает для нас Грегори. Ужасное местечко. Две односпальные кровати, тараканы в микроволновке, возможно, многолетние кровавые пятна на стене, и все же это лучше, чем спать в машине. Лучше, чем гравий, на котором он заставлял меня спать во время тренировок. Чарли бормочет ругательства и сразу же запрыгивает в душ. Я заказываю китайскую еду и включаю ноутбук. Всегда пунктуальный трудоголик Грегори уже переслал нам досье. Лица двух привратников смотрят на меня со своих файлов ФБР. Один – загорелый качок со смазливой мордашкой и темными кошачьими глазами. Кайл Моррис. Другой – красавец с каштановыми волосами, симметричными чертами лица и глазами, как холодная сталь.

Уилл Кавано.

– 3 –

3 года

44 недели

2 дня

Мне кажется, старики обожают говорить, что нужно наслаждаться жизнью, пока молод. Так обычно говорят люди, которым четыреста девяносто лет и которые водят «Вольво». Нет, я ничего не имею против «Вольво». Но вот возраст, уж извините. Такой возраст предполагает наличие большого опыта, а наличие большого опыта делает вас скучными и пресными, как содовая недельной давности.

Приложение А: Джек Адам Хантер.

Приложение Б: возможно, бессмертные вампиры.

Приложение В: бабушки и дедушки.

За исключением моей бабушки. Моя бабуля потрясающая! Когда мне было два месяца, она катала меня в коляске своего «Харли-Дэвидсона». Вполне вероятно, что именно этот опыт, полный ветра, выхлопных газов и моторного рева, превратил меня в ту лихую героиню, коей я являюсь сейчас. Думаю, родители отправили бабулю в дом престарелых, мотивировавшись тем, что брать маленькую внучку на прогулку с бандой байкеров – это первый признак слабоумия или что-то типа того. Но теперь, когда я в Джорджии, мы наконец-то воссоединились. Были слезы. И сопливые платки. Рыданья длились примерно пять минут, после чего мы перешли на стадию безумства.

– Я, конечно, не из тех, кто подвергает сомнению обоснованность совершения тщательно продуманных поступков, – говорю я, протягивая бабушке еще одну горсть фейерверков. – Но если бы была такой, ну, знаешь, очень скучной, несчастной и, безусловно, непохожей на себя, то обязательно бы спросила: какого черта мы делаем на этой крыше в четыре часа ночи, вопросительный знак. Нет, как минимум четыре вопросительных знака. И очень обеспокоенные смайлы.

Бабушка фыркает, засовывая оставшиеся фейерверки в дымоход. Их так много, что мне уже не разглядеть внутри темных кирпичей. Час назад мы подняли через дымоход фитиль, который бабушка сейчас привязывает к огромной куче собранных вместе фитилей всех фейерверков. Сидя на корточках, она смахивает тонкие окрашенные в зеленый цвет волосы с глаз и сверкает мне озорной улыбкой.

– Моя обязанность как председателя приветственно-прощального комитета дома престарелых «Сильверлейк» устраивать ребятам должные проводы. Никакой похоронной процессии и скучной чепухи священника. Виола была хорошей женщиной и безгранично любила жизнь. Она не хотела скучных проводов, но ее дети твердо на этом настаивали. И даже после смерти бедняжки они не посчитались с ее, можно сказать, последним желанием!

– Ужас! – синхронно восклицаем мы с бабулей.

– Точно. – Она тычет в меня пальцем, сверкая глазами цвета корицы. Как у меня, как у папы. – Ужас. Ужасно, что в наши дни люди не уважают мертвых. Поэтому мы просто обязаны почтить память моей мертвой подруги должным образом.

– Набив дымоход фейерверками.

– Набив дымоход фейерверками! – соглашается она. – Когда утром придет медсестра и разведет в камине огонь, она заодно подожжет и все это! Виола над этим хорошо посмеется.

Я улыбаюсь и помогаю бабушке спуститься по пожарной лестнице. Бабуля у меня высокая и в прекрасной форме для своих семидесяти лет, но все-таки она худая, а ее запястья и пальцы крохотные. Когда мы возвращаемся на твердую почву и шагаем по лужайке к ее зданию, бабушка обнимает меня за шею.

– Что скажешь насчет своих похорон, детка? – спрашивает она.

– Ты говоришь о тех, которых никогда не будет, потому что я соберу семь жемчужин дракона и пожелаю вечную жизнь?

Она смеется.

– Да, именно. Что на них пренепременно должно быть?