Жестокая охота - [152]

Вечерами Ивана одолевала тоска. Одиночество, которое еще совсем недавно казалось ему спасительным прибежищем от житейских невзгод, неожиданно стало тягостным, обременительным. Кудрин с нетерпением ждал писем от матери; они приходили не часто, и Иван каждый вечер перечитывал по нескольку раз старые, которые бережно хранил в резной шкатулке, своем творении — с деда-прадеда в роду Кудриных ремесло резчика по дереву было в большой чести.

В одном из писем мать сообщила, что бывшая жена Ивана нашла себе уже третьего мужа, а шестилетнюю дочку отправила к своим родителям, в деревню, и теперь она лишена возможности видеться с девочкой. Впрочем, и раньше, как она, так и Иван виделись с малышкой не часто, в основном украдкой, благодаря расположению к ним воспитательницы детского садика.

Прочитав письмо, Кудрин вдруг почувствовал себя настолько опустошенным и по-старчески вялым, что едва доплелся до постели. Проворочавшись до утра без сна, он поднялся совершенно разбитым и с твердым решением, которое неожиданно потушило испепеляющий жар внутри: былого не вернешь, жизнь потеряла смысл…

Закрыв зеркало над умывальником салфеткой, Иван решительно направился в контору лесничества. Там, в большом металлическом шкафу, хранилось оружие. Тщательно, не торопясь, он почистил карабин, смазал затвор, вставил обойму. Сел на стул, снял носок с правой ноги, поставил карабин между колен дулом кверху…

Молчан настороженно смотрел на Кудрина. Лесничий поймал его взгляд и, слабо улыбнувшись, кивнул. Пес неожиданно вскочил и оскалил клыки; шерсть на загривке Молчана встала дыбом.

Иван поерзал, устраиваясь на стуле поудобней, и нащупал пальцами босой ноги спусковой крючок.

Вдруг яростный рык, басовитый и хриплый, вырвался из горла Молчана. Иван от изумления вздрогнул и, не веря ушам своим, уставился на пса— великий молчальник подал голос! Впервые!

Пес рычал не переставая. Временами в голосе Молчана появлялись какие-то иные нотки, более мягкие, шепчущие, будто он пытался что-то сказать.

Кудрин почувствовал, как больно сжалось сердце; горячая волна прокатилась по телу, увлажнив глаза. Больно, до крови, прикусив нижнюю губу, Иван, как был простоволосый и в одной футболке, так и выскочил босиком на крыльцо. Гулкое эхо выстрелов взломало утреннюю тишь и покатилось, теряя силу, по застывшему подо льдом речному плесу.

Уже давно кончились патроны, а Кудрин все передергивал затвор и нажимал на спусковой крючок, целясь в мечущуюся перед глазами темень, которая израненным зверем уползала в глухие урочища…

Когда прибежали разбуженные выстрелами Фефа и Гараня, полураздетый Кудрин сидел на крыльце и гладил Молчана, который чуть слышно урчал и недоверчиво косился в его сторону. Дверь в дом была распахнута, и теплый воздух, вырываясь наружу, колебал стылую рассветную синь.

Зима окончательно отступила только в начале мая. Молчан давно уже выздоровел и опять, к большой досаде Ивана, стал избегать его, сутками пропадая в тайге. Правда, теперь от еды он не отказывался и изредка позволял Кудрину гладить себя. Но видно было, что ласки лесничего особого удовольствия ему не доставляли.

Как-то вечером, когда Иван стряпал ужин, за окном раздался испуганный женский крик. Лесничий опрометью выскочил на крыльцо в клеенчатом переднике и с кухонным ножом в руках.

У ворот, загораживаясь хозяйственной сумкой, стояла его попутчица Валентина, а на нее, скаля зубы, угрожающе надвигался Молчан.

— Уберите, уберите эту зверюку! — взмолилась она и начала потихоньку пятиться.

— Молчан, свои… — неуверенно сказал Иван, не надеясь на положительный эффект — до сих пор пес не реагировал на его команды.

Но, удивительное дело, на этот раз Молчан послушался: он спрятал клыки, посмотрел на лесничего — как тому показалось, неодобрительно — и неторопливо потрусил к сараям.

— Уф-ф… — Валентина, не спуская с него глаз, бочком прошла по дорожке и взбежала на крыльцо. — Тигра, а не пес. Так и родимчик может приключиться с испугу… Здрасьте! — протянула руку.

— Добрый вечер… — смущенный Иван едва не уронил нож, и крепче, чем следовало бы, пожал узкую ладонь женщины.

— Ой! — вскрикнула она. — Ну и силища… — в восхищении округлила глаза.

Кудрин окончательно сконфузился и в ответ только пробормотал что-то не очень вразумительное.

— И долго мы здесь будем стоять? — лукаво прищурилась Валентина. — Может, в дом пригласите?

— Проходите, пожалуйста! — спохватился Иван, пропуская ее вперед.

А сам тем временем лихорадочно пытался распустить завязки передника.

— Как у вас тут чисто, уютно… — видно было, что женщина приятно удивлена.

— Стараюсь… — не нашел ничего лучшего ответить Кудрин и украдкой запихнул передник за шкаф.

— Что-то подгорает, — Валентина показала на дверь кухни.

Сковородка с жареным луком уже дымилась. Иван впопыхах схватил ее голой рукой, обжегся, но не выпустил и поставил на кухонный стол.

— Можно, я вам помогу? — спросила Валентина и, не дожидаясь ответа, принялась хозяйничать: доварила борщ, приготовила поджарку, мясной салат, помыла посуду,

Кудрин только смотре;:, ошеломленный непринужденностью с которой Валентина распоряжалась и его холостяцкой обители. А она, как ни в чем не бывало, достала из своей сумки банку маринованных помидоров, эмалированную миску с солеными груздями, пышные пирожки с брусничной начинкой, кусок копченой колбасы, небольшой торт, накрыла стол и, водрузив посередине бутылку коньяка, сказала: