Жестокая охота - [118]

— А-а-а! — кричал в исступлении Кузьма, орудуя ножом.

Ласкин, побежав по траншее, настиг еще одного солдата, ударил штыком. Из-за поворота траншеи выглянул немецкий офицер, точно рассчитанным движением бросил Ласкину под ноги гранату и скрылся. Ласкин, не раздумывая, метнулся за ним; едва он забежал за поворот, как коротко ухнул взрыв. Дрожащей рукой Ласкин смахнул пот с лица. “Цел…” — обрадовался. Офицер шарахнулся в сторону и побежал по траншее. Ласкин вскинул винтовку, нажал на спусковой крючок; затвор сухо щелкнул, привычной отдачи не последовало — магазин был пуст. “Уйдет!” — испугался Ласкин, Рванул из-за пояса нож и коротким, быстрым движением метнул его вслед гитлеровцу. Тот как-то нелепо взмахнул руками, сделал еще несколько шагов вперед и, цепляясь за стенки траншеи, медленно сполз вниз…

Через неделю Ласкин был тяжело ранен в бою, и его отправили в тыл. В госпитале, где он получил первую свою награду — медаль “За отвагу”, Ласкин провалялся до весны. В начале марта он прибыл с очередным пополнением в 117-й стрелковый полк, где вскоре был зачислен в полковую разведку.

8. ПОЛКОВНИК ДИТРИХ

Маркелов застонал и открыл глаза. Темно, душно. Он лежал на какой-то площадке, которая, громыхая, перемещалась в пространстве; расслышав шум мотора, старший лейтенант сообразил, что находится в кузове грузовика. Придерживаясь за борт, поднялся, сел. Ощупал голову, которая раскалывалась от боли: волосы слиплись, на темени торчала огромная шишка. Вспомнил все и от отчаяния едва не закричал — плен! Выругался вполголоса — полегчало. Где же ребята? Что с ними?

Встал на четвереньки, начал обследовать кузов. Только в углу запасное колесо и канистра; стенки, обитые жестью, крыша над головой, дверь на замке — фургон. Пнул несколько раз ногой в дверь, но она даже не шелохнулась. Возвратился к канистре, открыл ее, понюхал — пахнет бензином. Отставил в сторону. Но жажда была нестерпимой, и Алексей снова бессознательно потянул канистру к себе; отхлебнул маленький глоток и обрадовался безмерно — вода! Стоялая, с сильным запахом бензина, но все же вода. Пил долго, жадно, чувствуя, как с каждым глотком восстанавливаются силы. Плеснул воды в ладони, умыл лицо, смочил грудь и затылок. Головная боль постепенно ослабевала. Присел на запасное колесо, задумался…

Грузовик, скрежетнув тормозами, остановился; дверь фургона отворилась, и два эсэсовца грубо стащили Маркелова на землю. Его привезли в какой-то город: за высокой каменной стеной, окружающей вымощенный грубо отесанным камнем двор, виднелись в рассветной дымке красные черепичные крыши домов, а кое-где и вторые этажи.

Осмотреться как следует Алексею не дали: последовала команда угрюмого фельдфебеля, и конвойные повели его в глубь двора, где стояло одноэтажное приземистое здание с зарешеченными окнами. Вошли внутрь, прошли через длинный коридор, в конце которого было несколько дверей, обитых черной кожей, не доходя до них, свернули налево. Еще десяток шагов — и эсэсовцы втолкнули Алексея в крохотную одиночную камеру, похожую на каменный мешок.

Металлическая койка на шарнирах была поднята к стене и закрыта на висячий замок, узкое, напоминающее бойницу дзота окошко, почти под потолком камеры, забрано толстыми прутьями; присесть были не на что, кроме как на пол — мокрый, заплесневелый.

Через полчаса принесли завтрак — кружку воды и небольшую краюху хлеба. А еще через час Алексея привели на первый допрос.

В комнате было светло, чисто и, несмотря на казенную мебель, даже уютно. За письменным столом сидел широкоплечий капитан с Железным рыцарским крестом на мундире и что-то писал. Не поднимая головы, показал на стул напротив. Алексей сел. Капитан молча продолжал писать.

Спорилась дверь, и кто-то вошел в комнату; капитан, словно подброшенный пружиной, вскочил на ноги.

— Хайль Гитлер! — вскинул руку.

— Хайль… — высокий костистый полковник подошел к капитану и подал ему руку. — Молодец, Генрих! Красивая работа. Здесь, я думаю, — полковник показал на грудь капитана, — кое-чего не хватает…

— Благодарю, господин полковник! 

— Не за что. Достоин. Ну, а теперь к делу. Говорите по-немецки? — обратился полковник к Алексею.

Алексей молчал — решил не открывать, что знает немецкий язык.

— Ладно, будь по-вашему, — на чистейшем русском языке сказал полковник. — Русский язык не хуже любого другого. Ваша фамилия, звание, часть, где служили, с каким заданием направлены в наш тыл? Вопросы понятны? Если чересчур много, могу задавать по порядку. Ну, я слушаю. — Полковник уселся в кресло, которое пододвинул ему капитан.

— Я не буду отвечать на вопросы.

— Почему? — Полковник вынул сигару, прикурил; ароматный дым наполнил комнату. — Почему? — повторил он свой вопрос. — Вы считаете, что мы в полном неведении о цели вашего пребывания здесь? Ошибаетесь, лейтенант Маркелов.

Алексей почувствовал, как неожиданно заломило в висках, однако ни один мускул не дрогнул на его лице — он все так же спокойно смотрел на полковника.

— Завидная выдержка, Генрих, — показал полковник сигарой в сторону Маркелова.

— Сильный противник, — небрежно кивнул тот.