Жестко и быстро - [99]

Когда я взялся за рюкзак, Горди спросила:

— И что ты собираешься делать дальше?

Я улыбнулся в ответ.

— Почему ты спрашиваешь? В мои намерения не входит облегчать ИСБ задачу.

— Ты дурак! Я и не собиралась! Слушай… я могу тебя довезти до границы.

— Не-не-не. С некоторых пор я опасаюсь твоих водителей.

— Я без водителя! У меня права есть, ты не знал?

— В шестнадцать-то лет можно управлять машиной?

Гордана фыркнула:

— А смысл не разрешать водить машину тому, кто имеет сертификат водителя бронетехники и умеет управлять танком и броневиком?

Вот тут уже у меня глаза на лоб полезли.

— Ты умеешь управлять танком?!

— Делов-то, ездила на полигон и освоила в две недели. В четырнадцать лет, кстати. Правда, только самыми новыми, у которых есть цифровая панель механика-водителя, потому что в старых мне не хватает силы переключать коробку передач. Так что я сейчас сама за рулем.

— Спасибо, но твоя машина — с маячком. Могут заподозрить, что как-то далеко ты за покупками уехала. До границы переть на сотке в час — это только к утру доедешь.

Горди вздохнула.

— Ну это смотря в какую сторону собрался ты сам. У меня в Загорье есть дальняя родня, от которых, собственно, и пошла ветка аквилонских Ковачей. А Загорье — это на границе с Маажентой. Я могу поехать туда, ни у кого не вызывая подозрений.

И я согласился.

* * *

Вечером мы остановились в мотеле, назвавшись вымышленными именами, причем, когда я попытался взять себе вторую комнату, Горди спросила:

— А зачем нам две комнаты?

Я не стал возражать. Вторая медовая ловушка? Я готов. А если не ловушка — что ж, Горди теперь знает, что мы расстанемся, так что моя совесть чиста.

Часом позже, когда мы лежали, обнявшись, она сказала:

— Мне так жаль, что ты уезжаешь. А еще жаль, что ты все время был таким неприступным.

Я вздохнул.

— Насильно мил не будешь, Горди. И страны это касается в полной мере.

— Печально, когда собственная родина не мила…

— Ты даже не представляешь себе как. Я все еще люблю мою родину из прошлой жизни, а в этой моя родина обошлась со мной слишком жестко. Я помню, как в прошлой жизни мои соотечественники добровольно садились в летающие машины, набитые взрывчаткой, чтобы упасть с неба на врага…

— Это невозможно!

— Что невозможно? Летающие машины?

— Я про смертников-добровольцев. Хотя машины, летающие аки ангелы… Удивительная мысль.

— Это-то как раз было возможно. Я бы и сам сел, если б не был тогда слишком мал… Но вот сейчас я думаю: а согласились бы те люди отдать свою жизнь по приказу? Отдать ее в дар добровольно, из любви к родине — это одно. Но любили бы они родину, которая посылала бы их на смерть приказом? Полагаю, что страна, творящая произвол против своих граждан, не заслуживает любви. Клетка, даже золотая, — все равно клетка. Если ты и я не вправе распорядиться собственными жизнями — мы с тобой оба в клетке.

Наутро мы поехали дальше. Впереди, в ста километрах, — граница, ста пятьюдесятью южнее — Храм Слезы Господней.

— Сверни к храму, — попросил я.

— Зачем? Ты же не в паломничестве?..

— Бегство бегством, а долги надо возвращать.

Мы доехали до моста через ущелье, за ним — храм в десяти километрах.

— Я выйду тут, Горди. Спасибо, что подвезла. Береги себя.

Гордана притормозила у обочины и вытерла глаза, я внезапно понял, что она вот-вот заплачет.

— Ты тоже береги себя. Ты мне хотя бы напишешь?

— Обязательно.

Она прильнула ко мне, а я еще несколько минут не находил в себе сил отстранить ее и выйти из машины.

Но мы не могли сидеть так вечно. Я взялся за рюкзак, ступил в придорожную пыль и помахал Гордане на прощанье. А потом еще долго не сходил с места, глядя ей вслед.

И вот ее машина скрылась за горизонтом, будто бы символизируя полный разрыв с моей прошлой жизнью. Точнее — с прошлой жизнью Реджинальда. Моя — прямо передо мною, и все теперь в моих руках.

Я вынул из рюкзака трос, пристегнул его, закрепив за дерево у самого обрыва, и спустился в ущелье. Среди всякого добра, припасенного в «паломничество», было и кое-какое альпинистское снаряжение. Оно мне весьма пригодилось, так как тропинки под мост с этой стороны я не нашел. Зато на той стороне я нашел вполне себе подходящий подъем, в самых крутых местах обработанный рукой человека для большего удобства: монастырь в старину очень зависел от горных родников. И если они пересыхали, монахам приходилось ходить по воду за десть километров к ущелью, по которому и по сей день бежит довольно резвый поток. Это я узнал из сети, и мой план базировался на том, что подъем я найду. Был у меня и запасной план — установить тросы с двух сторон ущелья, но не понадобилось.

Затем я заложил тротиловые заряды под средней опорой. Мост — всего лишь метров двадцать — опирается на тонкие каменные колонны. Я знал, что для подрыва стального троса маломощной шашкой ее надо разделить на две части и прикрепить к тросу с двух сторон, для колонны, надо думать, принцип тот же. Воткнул электродетонаторы, детонаторы подсоединил к таймеру, установил на двадцать минут — ничего сложного, стремный усатый тип, у которого я купил все это добро, детально разъяснил мне, как им пользоваться.

Заминировав опору, я поднялся наверх с другой стороны, быстро вернулся по мосту, забрал свои пожитки и снова побежал на ту сторону. Тут я достал из рюкзака трос с крюком, заточенным с внутренней стороны, подошел к телеграфному столбу, закинул крюк на провод и оборвал его. Готово, связи нет, потому что беспроводная до столь отдаленного храма не достает. Затем устроился чуть поодаль на полдник, сев так, чтобы видеть дорогу, ведущую к мосту, на случай, если там вдруг появится машина.