Жёсткая ротация - [48]

Так или примерно так я сказал Светлане, когда она позвонила мне поблагодарить за помощь. Помощь, как пояснила она, действенную: обнаружив меня в зале, её начальство переполошилось, а по окончании спектакля заверило режиссёра в том, что «Нос» из репертуара ни в коем случае исключён не будет, более того, откроет афишу сразу же по окончании летнего отпуска. Я поневоле удивился собственному могуществу, но за режиссёра порадовался. И счёл всю эту историю исчерпанной. Режиссёр Свирко обратилась ко мне, человеку нетеатральному, не исключено, потому, что у меня «лёгкая рука». Во всяком случае, так считается. За некоторое время до истории с «Носом» я первым написал о прокатном запрете кинофильма Ильи Хржановского «4» (по сценарию Владимира Сорокина) — и фильм в прокат всё-таки выпустили. Правда, не после (и не вследствие) моей статьи, а в результате его триумфального шествия по европейским кинофестивалям, но тем не менее.

История с этим фильмом, снятым отчасти на государственные деньги, отчасти на спонсорские, тоже получилась прелюбопытной. Официальная претензия к режиссёру заключалась в том, что фильм вышел на сорок минут длиннее оговорённого в предварительных условиях. Вот эти сорок минут Хржановскому и предложили вырезать. Уделив особое внимание злоупотреблению натурализмом в форме пьяного старушечьего стриптиза и сквернословием. Ну и кое-чему другому тоже… На мой взгляд, дело заключалось как раз в другом. А именно вот в чём: в одной из начальных сцен фильма персонаж, выдающий себя за сотрудника кремлёвской охраны (а на деле являющийся оптовым торговцем мясом), отвечая на вопросы случайных собутыльников, утверждает, что президент у нас — нет, не пьёт, а вот супруга его… «Но он же не настоящий сотрудник! Он же всё выдумывает!» — возмущался в баре петербургского Дома кино молодой режиссёр.

— А вот представьте себе, — со старческой мудростью возразил ему я, — что именно этот фрагмент прокручивают Путину. Или Сечину. Или хотя бы Суркову. Кто прокручивает? Министр культуры в борьбе со Швыдким. Сам Швыдкой в борьбе с Голутвой. Кто угодно. Вот, мол, какое кино снимают у нас на народные денежки! Поэтому вам и говорят: уберите лишние сорок минут. А на деле надо убрать всего две…

Но молодые люди из хороших кинематографических семейств (Илья сын знаменитого аниматора) бывают и максималистами. И бывает, их максимализм торжествует. Как и произошло в случае с фильмом «4». А вот судьба спектакля «Нос» сложилась печальнее.

В начале ноября мне позвонили с REN-ТВ и попросили принять участие в съёмках сюжета, посвящённого полному и окончательному запрету «Носа», увы, уже — вопреки июльским заверениям — состоявшемуся. В сюжете мне отводилась роль комментатора, рассуждающего о цензуре вообще и о самоцензуре в частности. Благо, опыт советских десятилетий подсказывает, что самоцензура, или, как её ещё называют, внутренняя редактура, куда страшнее. «Лишь бы о нас плохо не подумали!» — и каждый начальничек, сидя на своём шестке, отрубает любимой собачке малюсенький кусочек хвоста. «А раз так, то пропади оно всё пропадом!» — думает селекционер — и выращивает собаку бесхвостой. И тогда ей — по малюсенькому такому кусочку — начинают отрубать лапки.

Обо всём этом я и сказал в сюжете REN-ТВ. Упомянув, наряду со спектаклем «Нос», и фильм «4» как единственный по сей день известный мне пример вмешательства цензора (внешнего или внутреннего) в творчество современных художников. И подчеркнув решающую роль в этом вопросе нашего собственного страха — внутреннего редактора, не выдавленного по капле раба.

Вы будете смеяться, но сюжет в эфир не выпустили. Не только мой монолог, но и сюжет про запрет спектакля «Нос» вообще.

Так что в следующий раз, когда меня пригласят поговорить на аналогичную тему, я расскажу не о двух случаях самоцензуры, а о трёх.

2005

Осеннее построение телевидения

В обывательском представлении пресловутая борьба за рейтинг сводится к конкуренции одних аналитических программ с другими, игр с играми, «мыла» с «мылом», кинокартин с кинокартинами и так далее. То есть к конкуренции контента. И по осени каждый уважающий себя канал должен предложить нечто новое. А если старое — то непременно высококачественное или хорошо забытое. А главное, чтобы было лучше, чем у ближайшего соседа. У соседа по рейтингу и по целевой аудитории. И точь-в-точь в то же время. Всё это взятое вместе называется контрпрограммированием.

Это и так, и не так. Потому что качество контента волнует руководство каналов лишь во вторую очередь. Даже в третью, если вспомнить, что решающим фактором благополучного существования канала является приток рекламы, а реклама нынче приходит на канал (или уходит оттуда) лишь по тайной отмашке властей. Но в первую очередь (или, с учётом вышесказанного, во вторую) канал обязан предъявить по осени грамотно выстроенную сетку вещания. Или, на профессиональном сленге, — линейку. Здесь зарыта собака, здесь ключ от квартиры, где деньги лежат, здесь сокровища Аладдина и доблести телевизионного паладина.

Само по себе слово «линейка» наводит на милые сердцу воспоминания. Лето, пионерлагерь, торжественное построение на поляне, звонкий горн, подъём флага… Вот вышел на линейку Первый отряд, вот Второй. Чем они отличаются друг от друга, так сразу и не поймёшь, — и борются они в развесёлой лагерной жизни по всем направлениям и фронтам лишь промеж собою и называют это, понятно, контрпрограммированием. И это ведь не просто безупречно воспитанные подростки (по ночам они, правда, шалят и крутят у себя в палате порнушку, но им можно, им это прощают), а будущие вожатые, будущие инструктора, будущие воспитатели и, чем чёрт не шутит, лауреаты и депутаты — одним словом, кадровый резерв Партии. А Партия у нас как была, так и остаётся одна.