Жертвенный агнец - [7]

Телефонный разговор давно закончился, Тойер лежал в постели. Ветер. Небо круглилось синим куполом, белые паруса были готовы взлететь в воздух, уподобиться оторвавшимся листкам с загадочными весенними посланиями; Тойер мог их прочесть, сразу все. Он и сам полетел за каким-то листком, полетел над Старым городом — с лабиринтом улочек, людскими толпами, жужжанием голосов, обогнул шпили церкви Святого Духа — в колокольне сидела сова и читала толстую книгу, — крутой вираж направо, над тюрьмой, даже это угрюмое сооружение излучало радость. Университетская площадь, Зандгассе. Перед театром скакали актеры, одетые как студенты-бурши былых эпох. Налево, в стороне Гайсберга, сквозь деревья просвечивают красноватые постройки из песчаника, остатки вражеских укреплений эпохи Тридцатилетней войны. Даже во сне они не радуют взор, но что требовать от таких стариков? Впереди справа возник элегантный замок — корпус Фридриха, корпус Оттона Генриха, Английский корпус, Толстая башня, прямо-таки созданная для Фабри, взгляд вниз, падение…

Роня Дан, восемнадцать лет, непростительно.

Тойер встал, быстро и кое-как оделся, покинул квартиру. Лишь внизу, уже выходя на улицу, застегнул ширинку.

Он припарковался в начале долины и прошел пешком оставшиеся сто метров. У Дана еще горел свет. Лишь теперь комиссар взглянул на часы. Двадцать минут первого. Уместно ли то, что он задумал? Да и вообще, на что он, собственно, рассчитывал? Тяжело дыша, он остановился перед домом. Мужской силуэт в волнении ходил взад-вперед, энергично жестикулировал. Дико взъерошенная шапка волос, значит, это не Дан. Очевидно, мужчина был сердит. Тойеру показалось, или он слышал и другой взволнованный голос? Мужчины спорили, это несомненно. Но разобрать слова он не мог. Тогда он решительно одолел ступеньки, которые вели к входной двери.

— В такой час?

— Весьма сожалею, но должен вам заметить, что мы всегда оказываемся неудобными гостями.

Дан растянул губы в подобии улыбки — полицейский верно подобрал тон. Потом впустил его в дом.

— Я видел, что вы еще не спите, — произнес Тойер, входя. — Вы с кем-то спорили. Я зашел к вам, потому что меня интересует, кто пользуется тем странным орудием на палке. Ваш собеседник?

— Сейчас у меня гостит мой старый приятель по университету. Да, мы поспорили. Так же, как и вы, он считает меня холодным и равнодушным. — Дан говорил уравновешенно, не как человек, в котором пару минут назад бурлил адреналин; к обращенным к нему упрекам он, казалось, отнесся без внимания. Постепенно Тойеру захотелось выяснить, есть ли на свете вещи, способные потрясти, вывести из равновесия этого эстета.

Он попытался говорить строго:

— Вы должны были сообщить нам об этом!

— Что? Вы подозреваете его? Конрад, иди-ка сюда.

Из гостиной вышел мужчина, воплощавший собой все, чего не было в Дане. Всклокоченные седые волосы, растрепанная борода, живые глаза — все это разительно отличало гостя от хозяина. Впрочем, одежда тоже — изношенные джинсы с подтяжками и такой же доисторический коричневый пуловер с высоким воротом.

— Да, современные ищейки выглядят почти так же, как те, что в семидесятых работали резиновыми дубинками.

Тойер проигнорировал оскорбление.

— Вы господин…

— Пильц, Конрад Пильц. Алиби у меня нет. Как я слышал, бедная Роня либо сама себя убила, либо кто-то швырнул ее с высоты, так сказать, собственноручно. Это верно?

Пильц казался — несмотря на свою агрессивность — очень опечаленным.

— Насколько мы можем судить, да.

— Ну, тогда я, вероятно, вне подозрения. — До сих пор Пильц держал руки за спиной. Теперь он их показал. Это были обрубки, без кистей.

Тойер молча кивнул. Да, разумеется. Пильц исключался. Хотя гаупткомиссару за свою долгую практику приходилось иметь дело с весьма необычными преступниками — паралитиком, почтальоном на пенсии. Глядя на них, невозможно было даже заподозрить, что они способны на убийство. Гость Дана еще раз упомянул о возможности самоубийства — странно, но внутренне комиссар уже отказался от такой версии, казалось бы, самой вероятной. Почему? Ведь девочка была одинокой, мать умерла, отец в эмоциональном плане холоден как камень. По профессиональной инерции? Из корыстного желания увидеть в этом трагическом случае убийство, чтобы появился повод для нового расследования?

Не в первый раз Тойеру пришлось убедиться, что его молчание действует заразительно. Трое мужчин, совершенно разных на вид, молча стояли в идеальной прихожей. Сыщик почувствовал, как к нему возвращается усталость.

— Под подозрением находится каждый, — тихо сказал он и опустил глаза. — Каждый. Ваше алиби… — он повернулся к Дану, — еще не проверено. А что касается вас… — взгляд в сторону Пилыда, — кто сказал, что вы не пользуетесь протезами?

— С помощью таких протезов вы никого не поднимете. У меня они есть, разумеется. Но я не всегда их надеваю — они мне натирают кожу до крови.

Тойер кивнул, словно ожидал чего-то подобного:

— Я хочу взглянуть на комнату Рони.

Дан с готовностью произнес:

— На втором этаже, вторая дверь по правую сторону.

Сыщик молча затопал наверх.

Вскоре до него донесся раздраженный голос Пильца. Спор продолжался.