Жертвенный агнец - [3]
— Однажды он сказал на уроке, что Неккар впадает в Рейн в Гейдельберге.
— Он тебя учил? — добродушно поинтересовался Хафнер.
— Нет, но мне о нем рассказывал мой приятель по футбольной команде.
— А вы, господин Лейдиг? — равнодушно спросил могучий шеф группы. — Вероятно, вы знакомы с близнецами?
— Одного из них я видел два раза, но не знаю, которого, ведь я даже не подозревал, что они близнецы; в принципе это могли быть и оба, — последовал почти сюрреалистический ответ.
Наконец, когда они вышли из машины и затопали к зданию полиции, модерново скошенному и напоминающему в зимних сумерках тонущий пассажирский пароход, прозвучал вопрос:
— А почему, собственно, Зенфа перевели к нам?
Голос Хафнера звучал весело, ведь, в сущности, настроение у всех было неплохое. Гаупткомиссар отметил это не без стыда, но одновременно порадовался, что и сам может добавить что-то свое.
— Да подсунул кое-кому подушку с треском, шутник хренов.
Тут рассмеялся даже застенчивый Лейдиг. И пока все веселились, у старшего гаупткомиссара появилось новое ощущение: что кто-то, вероятно, сыпал на мир, будто сор, множество удивительных и неожиданных фрагментиков мозаичной картины под названием «жизнь».
Штерн уже собирался поехать дальше. Тойер махнул ему рукой:
— Погоди-ка, Вернер!
Штерн опустил стекло:
— Что такое?
— Я сам это сделаю. Это должен сделать я сам.
Он ехал на машине Штерна. Уже миновал мост и взял курс на Нойенгейм, когда наконец это осознал. Забавно, что его молодой коллега ни словом не выразил своего недовольства, тем более что Тойер считался не особенно хорошим водителем. Правда ли, что Вернер в последнее время чем-то подавлен? Гаупткомиссару хотелось быть хорошим начальником, из тех, что вникают в нужды своих подчиненных, — такая мысль иногда приходила ему в голову, но он тут же забывал про нее. А теперь даже отобрал у одного из ребят тачку.
Он свернул на Мюльтальштрассе, номер дома он помнил.
Внезапно ему стало страшно. Сам бездетный, он все-таки мог представить себе, что сейчас начнется. Ведь ему предстояло сообщить не больше и не меньше как о самом страшном в жизни. Об Апокалипсисе. А те, которых затронет этот ужас, даже не могли погибнуть вместе с близким человеком. Они будут жить и жить с этим огромным, невероятным горем.
Дом, по его оценкам довольно новый, ну, лет десяти-пятнадцати, белый, оштукатуренный, был со вкусом прилажен на крутом склоне. В маленьком садике росли вечнозеленые кустарники, не требующие особого ухода, — словно на могиле.
Оказалось, что Роня Дан была сиротой. Наполовину. Братьев и сестер у нее не было. Ее отец молча сидел на дорогой кушетке. За его спиной виднелся лес. Тойер понуро примостился в дизайнерском кресле. Между отцом погибшей девушки и сыщиком стоял стеклянный столик. Комната была обставлена дорого и, пожалуй, слишком безукоризненно. Словно на выставке: стенные полки точно по меркам, а в центре — телевизор датской дизайнерши, фамилию которой Тойер не смог запомнить. В голове сыщика крутилось определение «фигли-мигли», хотя он не очень представлял себе, что это значит. Глупости все это, подумал он, все-таки самое главное уже произнесено.
— Она не страдала, — осторожно добавил он.
— Я вас не спрашивал, страдала ли она, — перебил его отец. — Скорей я спрашиваю себя, страдаю ли я, понимаете?
Тойер покорно кивнул. Однако он ничего не понимал.
Отец встал. Он и одет был так, словно играл на этой выставке мебели роль статиста. Стройный мужчина под шестьдесят, седой ежик волос, морщинистое лицо, очки без оправы, которые, при всем бившем в глаза материальном благополучии, должны были намекать на прежние левые взгляды или даже говорить, что перед вами убежденный революционер. Ко всему прочему Дан носил белую рубашку с щегольскими брюками и даже дома не расставался с дорогими итальянскими полуботинками. Итак, Дан встал и, уткнувшись лицом в ладони, простучал каблуками по изысканному паркету.
После шока, принесенного сообщением Тойера, наступало время для слез, отчаянного крика или какого-то другого выражения скорби. Спокойствие родителя показалось гаупткомиссару гораздо невыносимее, чем всякая истерика, — хотя лицезреть истерику ему тоже не хотелось, это уж точно. Папа Дан хранил молчание.
— У вашей дочери были в последнее время сильные стрессы, огорчения? — тихо спросил полицейский, и все-таки ему показалось, что его голос отлетает от стен громовым эхом.
— Мне не известно об этом, — ответил Дан и посмотрел в окно. — Это самоубийство?
— Пока еще не знаем. — Тойер беспомощно обшаривал взглядом комнату, отыскивая что-то, в чем была бы хоть капелька жизни. Наконец его взгляд упал на странный предмет, помещавшийся на безупречной системе полок, — нечто вроде палки, вставленной в резиновый агрегат, который отдаленно напоминал защитные каппы боксера или слепок зубов у протезиста. Сыщика он заинтересовал.
Наконец прозвучало признание:
— Вообще-то я знал Роню не очень хорошо; она росла у моей жены, то есть у моей бывшей жены, во Франкфурте, а я жил здесь, работал в своей конторе. Вы ведь знаете, как это бывает.
— Нет.
— Ее мать умерла год назад, верней, в позапрошлом году, от лейкемии, сгорела очень быстро. Роня была еще несовершеннолетней, и тогда ее сплавили мне.
Во рву обезьянника гейдельбергского зоопарка находят тело подростка — четырнадцатилетнего Анатолия. Случай кажется ясным: мальчишка ночью пролез сквозь дыру в ограде и стал жертвой агрессивного самца гориллы, испуганного вторжением на его территорию. Однако гаупткомиссар Тойер, доверяясь своему чутью, не спешит закрыть дело, хотя у него нет ничего, кроме смутных подозрений. Некоторое время спустя в обезьяннике обнаруживают еще один труп — юноши-цыгана. Если свидетели не отыщутся, Тойеру придется впервые в истории юриспруденции допрашивать гориллу.
Комиссару Тойеру и его группе начальство не поручает серьезных расследований. Однако когда полиция Гейдельберга вылавливает из реки утопленника, о котором никто ничего не знает, сыщик принимается за разработку этого дела, сразу заподозрив, что речь тут не идет о несчастном случае. Вскоре выясняется, что покойный зарабатывал на жизнь нелегальным и небезопасным ремеслом. Тойер получает энергичную помощницу в лице молодой сотрудницы прокуратуры Бахар Ильдирим, но время торопит: в Гейдельберге обосновался некий приезжий, который, выполняя тайный заказ, идет по трупам.
В Гейдельберге выстрелом в лицо убит мужчина. Через несколько дней происходит еще одно, очень похожее преступление. Подозрение падает на городского сумасшедшего по кличке Плазма, но он бесследно исчезает. У начальника отделения полиции «Гейдельберг-Центр» Зельтманна виновность Плазмы сомнений не вызывает, однако гаупткомиссару Тойеру не нравится это слишком очевидное решение. У него и его группы есть и другие версии. Выясняется, что оба убитых были любовниками одной и той же женщины, и вряд ли это можно счесть простым совпадением.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
… напасть эта не миновала и областной центр Донское на юго-востоке российского Черноземья. Даже люди, не слишком склонные к суевериям, усматривали в трех девятках в конце числа этого года перевернутое «число Зверя» — ну, а отсюда и все катаклизмы. Сначала стали появляться трупы кошек. Не просто трупы. Лапы кошек были прибиты гвоздями к крестам, глаза выколоты — очевидно, еще до убийства, а горло им перерезали наверняка в последнюю очередь, о чем свидетельствовали потеки крови на брюшке. Потом появился труп человеческий, с многочисленными ножевыми ранениями.
В маленьком канадском городке Алгонкин-Бей — воплощении провинциальной тишины и спокойствия — учащаются самоубийства. Несчастье не обходит стороной и семью детектива Джона Кардинала: его обожаемая супруга Кэтрин бросается вниз с крыши высотного дома, оставив мужу прощальную записку. Казалось бы, давнее психическое заболевание жены должно было бы подготовить Кардинала к подобному исходу. Но Кардинал не верит, что его нежная и любящая Кэтрин, столько лет мужественно сражавшаяся с болезнью, способна была причинить ему и их дочери Келли такую нестерпимую боль…Перевод с английского Алексея Капанадзе.
Ева, жена крупного бизнесмена и знаменитого филателиста Сэмми Старлинга, похищена. В обмен на ее возвращение преступники требуют у Старлинга бесценную марку «Черная Шалонская головка» с изображением королевы Виктории. Попытка полиции подсунуть похитителям фальшивую марку завершается трагически – подделка обнаружена, а Ева Старлинг жестоко убита.Расследование дела поручено талантливому детективу Кэти Колла и ее старому другу и учителю Дэвиду Броку. Очень скоро они приходят к неожиданному выводу: аферу с похищением, возможно, задумала сама Ева.Но тогда почему ее убрали?И кто стоит за убийством?..
Что нужно для того, чтобы попасть в список десяти самых опасных преступников Америки? Первое, быть маньяком. И, второе, совершить преступление, о котором заговорят все.Лос-Анджелес, наше время. От подрыва самодельного взрывного устройства гибнет полицейский.Для Кэрол Старки, детектива из отдела по борьбе с терроризмом, поймать и обезвредить преступника не просто служебный долг. В недавнем прошлом она сама стала жертвой такого взрыва, и только чудом ей удалось выжить. Опытный детектив не знает, что в кровавой игре, счет в которой открывает маньяк-убийца, ей предназначена ключевая роль.
Майор Пол Шерман – герой романа, являясь служащим Интерпола, отправляется в погоню за особо опасным преступником.