Жертвенный агнец - [25]

страх заполучить ребенка, ведь ужасно, когда ребенок…

Он вызывал у Тойера жалость, и, поскольку сыщик не мог с ней справиться, он переменил тему:

— Допустим, кто-то хотел припугнуть Пильца, и допустим, что речь при этом шла и о вашей дочери. Может, вы могли бы что-нибудь добавить к сказанному?

Дан долго молчал, потом произнес, не отрывая взгляда от окна:

— Вы не верите, что это был пастор? Ясное дело. Иначе бы вы не были здесь. Вероятно, вы думаете, что я имею к этому какое-то отношение…

— Признаюсь, что я взвешивал и такую версию…

— И потом Пильц, он не дает вам покоя. Хотелось бы верить, что все случилось так, как поведал ваш шеф. Вот только, может, он немножко… того?…

Тойер презрительно отмахнулся.

— Ну, ладно. В общем, Конрада я знаю по СКП, Социалистическому коллективу пациентов. Я тоже посещал их собрания. Оглядываясь назад могу сказать, что, на мой взгляд, Конрад был типичным благородным разбойником. Ему бы родиться на двести лет раньше. Когда они заговорили о серьезных акциях, неожиданно, с шумом и треском начали заниматься групповой терапией, я отошел от них.

— Из-за чего вы вообще присоединились к ним? Я имею в виду, к той социалистической терапии?

Дан зло засмеялся:

— До этого я был не в ладу с собой, не мог справиться с хаосом чувств. Понимаете? Впрочем, понять это нелегко…

— Я-то понимаю! — вырвалось у Тойера.

— Да? Тогда мне легче будет объяснить. В те времена Конрад был для меня чем-то вроде кумира. Эдакий Че курпфальцского разлива. В городе он прижился с трудом. Попрошайничал, пил, дрался. Вступил в связь с семнадцатилетней дочкой местного пастора… Я был гораздо осмотрительней, разумней, а тогда думал — трусливей… Потом Конрад внезапно исчез… Может, вам сварить еще кофе?

Тойер отказался; его сердце и так стучало будто дятел.

— Когда его разоблачили осенью девяностого, я случайно прочел об этом в газете. Там было и фото, иначе я не узнал бы его, ведь тогда он действовал уже под другой фамилией. С тех пор мы с ним переписывались. Да, именно поэтому я не смог ему отказать, когда он появился в моем доме. Между прочим… — Дан внезапно показался сыщику усталым. — Тогда, в семидесятых, я тоже жил под другой фамилией — Коль. Сейчас трудно поверить. Я тоже взял впоследствии фамилию жены, это показалось мне разумным, ведь никогда не знаешь, что на тебя навесят… Впрочем, теперь я жалею, ведь это совершенно не помогает… — Дан умолк.

Тойер поглядел на сад.

7

После дня, полного неясных гипотез, и после телефонного разговора, состоявшего из бесчисленных извинений, подавленный сыщик сидел за ужином с Ильдирим, Бабеттой и Озгюром. В приступе благодушия прокурор приготовила блюдо из барашка, которым ее мать прежде угощала домашних по большим праздникам; вот только, к сожалению, оно получилось не очень вкусным.

Тем не менее Озгюр уплетал его с аппетитом, смачно чавкая; вероятно, дома его не учили хорошим манерам.

Тойеру было скверно, и он изо всех сил старался этого не показывать. Пильц исчез, отношения с ребятами безнадежно испортились, пожар отрезал все подступы к делу, прежнее похмелье едва прошло, как грозило начаться новое.

Он вздрогнул — Озгюр спросил его про какой-то метод расследования. Тойер жадно прихлебывал пиво и старался объяснять как можно понятней.

— Значит, тебя интересует работа полицейского?

Мальчишка восторженно кивнул:

— Я бы хотел стать копом и все такое.

— Тогда тебе придется как минимум закончить школу и получить среднее образование, — с легким презрением вмешалась Ильдирим.

— Обязательно получу, я ведь всегда учусь вместе с Бабси.

Ильдирим передернула плечами.

— Ты всего один раз учил со мной глаголы, — сухо напомнила Бабетта. — Этого мало для среднего образования.

Озгюр громко рыгнул.

— Неважно. Я все равно своего добьюсь.

С самооценкой у него было все в порядке. Да, при взгляде на него, такого довольного собой, не страдающего от робости, создавалось впечатление, что у парня нет никаких проблем. Вероятно, гораздо удобнее жить, когда не знаешь каких-то вещей, — так размышлял Тойер, делая затуманивающие сознание глотки. Озгюр снова рыгнул.

— Знаешь что? — Ильдирим пыталась говорить мягко, но у нее не очень-то получалось. — Я решила, когда была еще в твоем возрасте, что не стану вести себя так, как этого ждут от нас немцы. Мне было важно стать лучше, чем мои самодовольные одноклассники. В этой стране ничто не дается даром.

Мальчишка засмеялся и схватил Бабетту за руку:

— Ну и прикольная у тебя маманя! Чего она добилась? У вас ни тачки, ни нормальной квартиры!

— Скоро у нас будет большая квартира в Старом городе, и даже есть новая машина.

Понадобилось какое-то время, чтобы могучий сыщик сообразил, что Ильдирим имела в виду его, да, верно: бывший ненавистник автомобилей неожиданно приобрел в сумрачные дни ноября «тойоту-карину комби» цвета зеленой травы, с кузовом типа «универсал», не новую, но с небольшим пробегом, вместительную. Зачем — он не знал и сам.

— Можно мне когда-нибудь вместе с вами? — с детской радостью спросил Озгюр.

— Как это — вместе? Сесть за руль хочешь? Нет уж!

— Нет, если вы… ну… скажем, если вы поедете на дело…