Жертва судебной ошибки - [20]

При этих словах, произнесенных князем с глубоким чувством, его дочь не могла удержаться от улыбки, что заметила только баронесса. Прощаясь с Дианой, она заметила:

— До вечера, милая Диана. Кстати, герцог поедет с нами?

— Признаюсь вам, милая баронесса, что я уже три дня не вижу его. Он получил из Алжира жуков какой-то необыкновенной породы и вот уже двое суток наблюдает в лупу их нравы. Какая необыкновенная страсть к естественной истории! Правда, не следует смеяться над тем, чего не знаешь, но я часто спрашиваю себя: какое удовольствие герцог может находить в уединенной жизни со своими жуками? Герцог, кажется, наблюдает нравы этих созданий, чтобы сделать доклад в Академии Наук об их образе жизни. Поверите ли, он недавно сказал мне, что разные чудеса, которые он видит в лупу, заставили его проникнуться таким же сильным чувством восхищения к жукам, насколько сильно его презрение к бедному человечеству! И, в подтверждение своего прекрасного открытия, он даже показал мне объяснительную карту, всю испещренную булавочными проколами, и хотел объяснить их значение; я попросила оставить меня в покое, и он разбранил меня за равнодушие.

И герцогиня рассмеялась.

— Замолчите, вострушка! Княгиня, слышите, какие глупости рассказывает здесь Диана? — обратилась баронесса к княгине.

В это время лакей подошел к князю и сказал вполголоса:

— Г-п Луазо вернулся.

— Скажите, чтобы он сию же минуту шел ко мне и ждал, — приказал князь, не в силах скрыть нетерпения и беспокойства. Видя, что баронесса де Роберсак спешит уехать и прощается, он направился к ней и предложил ей руку, чтобы проводить до кареты. Уходя, князь обратился к дочери:

— Диана, будьте готовы к девяти часам.

Княгиня вместе с кавалером де Сен-Мерри поднялась к себе на второй этаж (герцогиня жила на нижнем) и просила дочь зайти к ней перед отъездом на бал, а князь повел г-жу де Роберсак. Чтобы из гостиной герцогини попасть в подъезд, приходилось пройти, галерею, бильярдную, приемную и переднюю, — расстояние, достаточное для того, чтобы начать и окончить следующий разговор:

— Гектор, вы меня обманываете…

— Олимпия, что вы хотите сказать?

— Я уже говорила вам, что с некоторого времени вы стали рассеянны, озабочены; наконец, вчера вы послали взять ложу на нынешний бал в Опере.

— Уверяю вас, мой друг…

— Не лгите, я знаю.

— Вы заблуждаетесь.

— Нисколько. Вы попали в очень затруднительное положение, когда я вам предложила ехать в Оперу, потому что это разбивает… некоторые проекты.

— Право, — отвечал князь вкрадчивым и нежным голоском, — вы, дорогая, не приучили меня к подобному недоверию. Можно ли допускать глупую ревность в десятилетние отношения между старыми близкими друзьями? Чтобы защититься от оскорбительных подозрений, мне приходится напомнить вам о моих годах… Право, слишком лестные подозрения.

— Я больше всего дорожу вашим доверием ко мне, и тут я ревнива. Мне нужно полное доверие, и этой ценой вы купите мою снисходительность… даже более.

— Но разве вы не пользуетесь им всецело? Разве я принимаю моих политических друзей в салопе жены, а не в вашем? Разве я содержу у себя мой двор, как вы выражаетесь, хотя он скорее ваш, чем мой? Разве не вы то божество, при котором я состою скромным жрецом, потому что раньше других мог поклоняться вам?

— Господин де Морсен, — сказала сухо баронесса, — я вас знаю слишком давно и хорошо, чтобы попасться на пошлую лесть. Выслушайте меня получше. Я опасаюсь скандала, боюсь, как бы вы не попали в смешное положение, и боюсь огорчиться вдвойне. И в наших общих интересах я твер-до решилась избавить вас от смешного положения и…

Баронесса умолкла, потому что навстречу шли лакеи с зажженными свечами. Уже темнело. В передней также нельзя было продолжить разговора; одни из прислуги вскочили с места при входе князя и баронессы, другие бросились отворять входные двери. Баронесса оделась и когда сходила с лестницы, то улучила минуту тихонько, но угрожающим тоном сказать провожавшему ее князю:

— Жду вас в девять часов. Если вы не придете, я во всяком случае еду на бал, и берегитесь…

Они сошли с лестницы. Выездной лакей баронессы уже держал дверцу кареты открытой. Мгновенно изменив выражение лица, г-жа де Роберсак обратилась самым любезным образом к князю в то время, как он помогал ей сесть в карету:

— Тысячу благодарностей… Вы очень любезны, милый князь. До скорого свидания.

Князь почтительно поклонился и оставался на крыльце до тех пор, пока карета не выехала из ворот отеля.

В это же время кавалер де Сен-Мерри взводил княгиню де Морсен по большой лестнице:

— Знаешь ли, Арманд, я насилу удержался, чтобы не броситься на шею к нашей дорогой Диане: так меня восхитила ее мысль насчет этих писем.

— Да? А вы не слыхали иронического замечания баронессы, этой змеи с кроткими глазами, о том, что в моей дочери возмутилась гордая кровь Морсенов?

— Но вы знаете, что эта змея больше шипит, чем кусает, и кроме того…

— Молчите, Адемар. Вот Берта.

Действительно, навстречу шла вторая дочь княгини, пятнадцатилетняя Берта, в сопровождении молоденькой англичанки с приятным, но немного серьезным и даже печальным лицом. Мадемуазель де Морсен, высокая, тонкая и бледная девочка, несмотря на свой возраст, отличалась угрюмым, надменным выражением в холодных глазах.