Жертва - [13]

— Я горячая, потная и отвратительная, — отмахнулась она. — Из больницы ехала целую вечность, в машине — настоящее пекло, а у меня хватило глупости надеть под пиджак блузку. Плохо, что кондиционера нет. Мне срочно надо в душ.

Джордж ласково погладил ее по голове и спросил, не хочет ли она чего-нибудь выпить.

— Позднее, — крикнула Триш, взбегая по спиральной лестнице и на ходу стаскивая с себя одежду.

Их отношения длились более чем достаточно, чтобы Джордж не подумал, будто Триш его отталкивает, поэтому она вдоволь наплескалась в душе, смывая с волос тюремные запахи, а с тела — пот и грязь.

Снова одеваться в официальный костюм не имело никакого смысла, и Триш натянула длинную футболку и леггинсы, мягкие, как фланелевая пижама. Вниз она спустилась, шлепая по ступеням босыми ногами. Джордж обнял ее, и Триш обхватила длинными, худыми руками его округлые бока.

Позднее, когда они уже сидели за столом перед тарелкой ливанского салата и холодной курицей со специями, Джордж поинтересовался:

— Ну, как прошла встреча? Как тебе понравилась Дебора Гибберт?

— Господи, Джордж, какая вкуснятина! Спасибо тебе.

— На здоровье. Так что там с Деборой Гибберт?

— Я поняла, почему она так нравится Анне, — начала Триш. — Однако я пока не уверена в ее невиновности. Непростое дело.

— Честно говоря, я буду очень удивлен, если Дебора Гибберт окажется невиновной. Раз Фил Редстоун не смог ей помочь, значит, никто бы не смог. Фил прекрасный адвокат.

— Я знаю. Хотя у всех у нас случаются неудачи. У меня такое чувство, что Дебора ему просто не понравилась.

— Ясно.

Триш отвлеклась на секунду и подумала, что у таких близких отношений, как у них с Джорджем, есть масса достоинств. Например, многие вещи им даже не приходится друг другу объяснять.

— Дебора ему не понравилась, и он решил, будто она виновна. Не думаю, что он приложил хотя бы половину тех усилий, которые потратил бы ради великолепной Корделии, окажись на скамье подсудимых она.

Джордж покачал головой с таким видом, словно отлично понял, о чем идет речь, хотя Триш еще не успела рассказать ему, кто такая Корделия.

— Дебора, наверное, не очень опрятная?

Триш кивнула.

— А еще крикливая и вспыльчивая.

— Тот самый тип женщин, который действует Филу на нервы. Не понимаю, кто мог выбрать его Деборе в защитники. Сразу было ясно, что он отнесется к ней с предубеждением.

— Ну, ради первой встречи с адвокатами она могла привести себя в порядок.

Юристам нередко случается представлять интересы тех, кто не внушает им особой симпатии. Триш всегда говорила это тем, кто удивлялся, как честный адвокат способен защищать заведомо виновных людей. Если личная неприязнь к подзащитному могла повлиять на работу юриста, ему оставалось только одно — дисквалифицировать самого себя. Наряду с недостатком времени или опыта сильная антипатия к клиенту считалась уважительной причиной, чтобы отказаться от дела, уступив его другому адвокату.

Триш поступала так всякий раз, когда могла. К счастью, в ее практике не встречались случаи с бесчестными докторами или насильниками, но от нескольких дел по обвинению родителей в жестоком обращении с ребенком она все-таки отказалась.

К сожалению, понять вовремя, что ты вредишь собственному клиенту, получалось не всегда. Не исключено, что именно так и произошло в случае с Филом Редстоуном и Деборой Гибберт.

— Что тебе в ней понравилось? — поинтересовался Джордж, наблюдая за Триш поверх кромки стакана.

Она понимала, Джордж задает все эти вопросы не из-за горячего интереса к делу и личности миссис Гибберт, а потому что поговорить надо самой Триш. Она проглотила кусочек курицы и рассказала все по порядку. Как всегда, когда предмет беседы был интересен и прекрасно ей знаком, Триш говорила, не выбирая слов и не задумываясь о том, какое производит впечатление. Она просто-напросто выпускала мысли из каких-то потаенных уголков мозга и даже не пыталась их контролировать.

В самом начале карьеры Триш заранее обдумывала и повторяла все, что собиралась сказать в суде, а особенно важные части выступления заучивала наизусть. В один прекрасный день случилось нечто странное. Закончив свою речь, Триш будто очнулась от какого-то беспамятства. Она не помнила ни единого слова из того, что сказала. Это ужасно испугало Триш, однако солиситор,[4] который знакомил ее с материалами дела и присутствовал на судебном заседании, заявил, что никогда не слышал ничего более убедительного.

С тех пор Триш научилась доверять себе и даже радовалась приходу того момента, когда слова брали верх над мыслями, а сама она могла практически отключиться. Конечно, с Джорджем это не составляло никакого труда. Она могла говорить ему все, что угодно. Он не высмеет и не предаст ее, что бы она ни сказала.

Триш вдруг очнулась и поняла, что перестала говорить.

— Почему она?.. — начал Джордж, но прервал себя на полуслове и спросил: — Положить тебе еще немного салата?

Триш посмотрела на свою тарелку и обнаружила, что успела все съесть. Она даже не заметила, как глотала в перерывах между потоками слов.

— Да, спасибо. Такое объедение, — сказала Триш, не в силах припомнить, какой был вкус у ливанского салата.