Жертва - [166]

Понимал Саакадзе: в два дня не изрубить стотысячное войско. Опытный глаз его насчитывал потери у иранцев не более десяти тысяч. Но и эта неизмеримая победа – результат растянутости иранского войска и слабой связи Карчи-хана с Тбилиси и с Пеикар-ханом.

И еще Саакадзе знал – из Ганджи, Еревана, Карабаха, Ширвана на скоростных верблюдах и скакунах спешат на помощь Вердибегу ханы с войсками персидского Азербайджана. Знал – Пеикар-хан вооружает кахетинских кизилбашей и переселенцев. Но также знал об отсутствии у иранцев провианта, о превосходстве хевсуро-пшаво-тушинской конницы, о разгроме тушинами шамхала, который на этот раз не сумеет оказать шаху Аббасу помощи, не оттянет тушин, не зайдет в тыл кахетинскому войску. Знал и о бессилии ханов перед запутанностью горных троп и путей и, главное, о никогда не утолимой ненависти грузинского народа к поработителям. За каждым выступом, за каждым поворотом дорог, за каждым кустом поджидали врага клинок, копье и стрела.

Все это знал Георгий Саакадзе и решил победить.

Мухран-батони предложил обсудить дальнейший план, но ополчение рвалось вперед, забыв о сне, о еде. Победа опьяняла. Эхо разносило по ущельям и горам торжествующие крики, и снова, как когда-то в Сурамской долине, народ бежал к Георгию Саакадзе, по дороге присоединяясь к идущим на Тбилиси дружинникам Мухран-батони, Ксанского Эристави и Квливидзе.

И где бы ни проходило грузинское войско, из деревень выбегали женщины, дети, опираясь на палки, спешили старики. Несли кувшины с холодной водой, из бурдючков нацеживали вино, в пестрых платках протягивали горячие лепешки, на деревянных подносах – зелень, в чашах – густое мацони.

Откинув покрывало, девушка со сверкающими глазами набросила на плечо Саакадзе белый платок и полила холодной водой большие, покрытые кровяными пятнами руки.

Георгий сидел на обгорелом пне и торопливо поедал из глиняной чаши дымящееся лобио. Он два дня ничего не ел, и сейчас для привала не было времени. Народ спешил в Тбилиси.

– Освободим Тбилиси! Освободим Тбилиси от шахских собак! – слышались воинственные крики.

Старики, приложив ладони к глазам, долго смотрели вслед Саакадзе. До поздней ночи взбудораженные крестьяне слушали рассказы стариков об Амирани, который разорвал цепь и сейчас шагает по Картли тяжелой поступью Георгия Саакадзе.

Все ближе придвигались к Тбилиси картлийские дружины. Георгий ехал, окруженный своим народом. Он улыбался в густые усы улыбкой, покоряющей сердца воинов.

Пройдено Дигомское поле. Уже виднеются зубчатые стены тбилисской цитадели.

В Метехском замке и крепости тревога. Персидский гарнизон спешно готовится к обороне. Шадиман, осунувшийся, день и ночь скачет по Тбилиси, руководя укреплением. Он усилил предкрепостные завалы, закрыл наглухо Метехи, поставив в бойницы опытных стрелометов. Шадиман чувствовал, он блуждает в лабиринте: все делается наизнанку, какое-то шутовство!

Он, Шадиман, всю жизнь был связан с Турцией. Георгий Саакадзе под Ереваном с персами крошил турок. Значит, Шадиман сейчас должен вызвать турок и доколотить персов. А он что делает? Конечно, нужно гнать персов из Картли, а он, Шадиман, с персами укрепляет Тбилиси против картлийцев. Саакадзе шел с шахом Абассом, и церковь, проклиная Саакадзе, благословляла князя Шадимана, укреплявшего границы Картли и Кахети. Сейчас Саакадзе идет против шаха Аббаса, и церковь проклинает князя Шадимана за союз с царем-магометанином и благословляет Саакадзе, который избавляет Картли от персидского рабства. Но кто привез царя-магометанина? Георгий Саакадзе! А кто радостно встречал? Он, князь Шадиман Бараташвили! Только сатана мог такое сварить! Что же должен делать блистательный князь Шадиман Бараташвили, четверть века боровшийся за возвеличение картлийского царства? Даже любой мальчишка-факельщик знает, что. Но это невозможно. Он, Шадиман, – непримиримый враг плебеев. Саакадзе – непримиримый враг аристократов. А персидские ханы – друзья грузин-аристократов? Избиение Карчи-ханом князей Кахети – не вопиющее ли это вероломство? А разве не Георгий Саакадзе отомстил и за князей? И не с ним ли идут сейчас лучшие князья Картли? Не с ним ли идет картлийский народ, ненавидящий кровожадных персов?.. А я что, влюблен в собачьих детей?

И Шадиман с пожелтевшим лицом неистово, с помощью ханов, укрепляет Тбилиси против грузин.

Арбы под окрики гзири сбрасывают известь. Мулы, напружившись, подымают на Табори бревна. Нищие сгибаются под глыбами камней, ибо камненосы попрятались. Брань, хлопанье бичей, угрозы, а укрепления не растут.

Сарбазы заняли все бойницы и башни на тбилисских стенах. Вооруженные, они рискуют показываться на уличках только группами. Но и грузины, обвешанные оружием, тоже не ходят в одиночку.

Амкарские ряды закрыты. Не слышно оглушающего перестука молотков. На майдане не мелькают аршины, не стучат весы, не звенят монеты. Лавки наглухо заколочены. Караваны укрылись в караван-сараях. И даже в духанах примолкла зурна.

И только в даба-ханэ с утренних звезд до темноты дабахчи в чанах с мыльными отходами бань дубят кожи. Женщины, разостлав ковры на плоских крышах, с утра устраиваются для наблюдения за уличками.