Жены русских царей - [72]
Вообще развязка этой трагикомедии была довольно смешная: Кайзерлинг, избитый князем Меншиковым и его солдатами, сам же писал к нему и царю извинительные письма и, измышляя обидчиков уже в солдатах, а не в князе Меншикове, просил возмездия за обиду. Вот эти письма:
К князю Меншикову (полные титулы). «Если, намедни, в день празднования тезоименитства его царского величества, в Якубовицах, я, при излишней и вынужденной выпивке, совершенно против воли, впал в неприятное столкновение с вашим сиятельством, то в настоящую минуту пользуюсь случаем принести чистосердечно свою повинную и уверить, что всё случившееся меня тем более огорчает, что, исключая этого обстоятельства, я всегда пользовался милостями и вниманием вашего сиятельства, также как и я, с своей стороны, всегда старался выразить должное вам уважение. Так как при вышеупомянутом бесчинстве легко могли сорваться с языка некоторые непристойные выражения, оскорбившие ваше сиятельство, то, не колеблясь, спешу повиниться в том вашему сиятельству, тем более, что слова эти были не умышленны, но только следствием недоразумения и вспышки от избытка вина. И потому покорнейше прошу ваше сиятельство, последовав обычному великодушию, милостиво предать полному забвению эту ссору и сохранить мне высокочтимое мною благоволение и дружеское расположение; просьба моя тем убедительнее, что я, со своей стороны, смею уверить, что пребываю с прежними искренними и горячими чувствами и с должным уважением» и проч. и проч.
К его царскому величеству (полные титулы). «Ваше царское величество выказывали во всех своих действиях столь высокое великодушие, а также всегда так снисходительно смотрели на поступки и вспышки, легко происходящие от выпивки, что я дерзаю и теперь надеяться на милосердие и благоволение вашего царского величества, и смею думать, что ваше царское величество смилуется и не подвергнет дальнейшему своему гневу то неприятное столкновение, которое произошло в день празднования высокого вашего тезоименитства, между князем Меншиковым и мною, единственно вследствие недоразумения и вспышки, при разгорячённом состоянии, от слишком неумеренного употребления хорошего вина. Вместе с тем смиренно смею уверить ваше царское величество, что как и прежде никогда не погрешал против подобающих вашему царскому величеству верноподданнических чувств, так и теперь ни о чём на свете столь не сожалею, как о совершенном в тот день, вполне неумышленным образом, проступке моём, и потому с удовольствием смиренно в нём каюсь перед вашим царским величеством и с глубочайшим прискорбием вспоминаю о проступке, происшедшем вследствие чрезмерной выпивки. Тут же случилось и то обстоятельство, что некоторые из лейб-гвардейцев не столько столкнули меня со ступеней, самым непростительным и опасным образом, но даже трое из них преследовали меня через всю площадь до моста, и в то время, когда я, еле очнувшись после такого насильственного низвержения ждал только своего слугу, который должен был привести мне лошадь, так как карета моя ещё не возвращалась, один из них так сильно ударил меня два раза в затылок, что я едва не свалился с ног. Подобное насильственное обращение с уполномоченным королевским министром неслыханно, и тем более преступно, что священное международное право, признанное всюду всеми иностранными министрами неприкосновенным, оскорблено самым постыдным и попирается самым грубым образом. Сама слава вашего царского величества требует сильного возмездия за такое страшное насилие, ибо покровительствовать и охранять международное право составляет первую и самую священную обязанность всех властей сего мира. И потому смиренно льщу себя надеждой, что ваше царское величество поступите с той любовью к справедливости и с тем несравненным великодушием, столь прославленным всем светом, не только вознегодуете на позор, мною перенесённый, но и даруете должное удовлетворение, сделанное, в лице моём, величию всемилостивейшего моего государя и короля, доставите мне приличное удовлетворение, чтобы таким образом было даровано требуемое правосудие, столь сильно стеснённому juri gentium. Это справедливое возмездие не только укрепит неразрывными узами дружелюбные отношения между всемилостивейшим моим государем королём и вашим царским величеством, но оно придаст ещё более блеску вашей славе и обессмертит ваше величие и ваше имя, заинтересованные в этом деле, уже прославленные всем миром и возбуждающие во мне ещё сильнее те чувства преданности интересам вашего царского величества, так что вся моя жизнь будет выражать чувства самой искренней и усердной любви и верноподданнейшего уважения».
Дело сводилось, таким образом, на пустую формальность возмездия и вся окраска происшедшего столкновения вдруг изменяется в устах самого обиженного.
«3-го сентября 1707 года. Варшава. Вашему королевскому величеству уже было всеподданнейше подробно донесено, — писал Георг Иоганн фон Кайзерлинг, — каким образом, в день празднования тезоименитства его царского величества в Якубовицах произошли неприятности между царским любимцем, князем Меншиковым, и мной; хотя причиною тому было лишь личное столкновение, оно, однако, при неумеренном употреблении вина, приняло такой серьёзный характер, что я не только выбранил князя Меншикова жёсткими словами, но даже рукой ударил его по лицу; а так как в эту минуту вошёл его царское величество и я не в силах был преодолеть primus motus, то последствия легко могли бы быть ещё злосчастнее, если бы тут же не вытолкали меня из дверей; сбежавшаяся же за дверьми многочисленная прислуга князя Меншикова, к несчастью, сочла своей обязанностью не только столкнуть меня вниз по лестнице, но даже двое из телохранителей упомянутого князя действительно ударили меня несколько раз на площади, где не было никого из моей прислуги. Теперь же со смирением и преданностью спешу всеподданнейше донести вашему королевскому величеству, что по поводу этого неприятного столкновения моего с князем Меншиковым последовали с его и с моей стороны приличные и при подобных случаях обычные объяснения, и его царское величество даровал мне полное и блестящее удовлетворение за обиды, понесённые мною помимо его воли и ведения, следующим образом: было наряжено строгое следствие над телохранителями для дознания того, кто ударил меня. Оказались двое виновных, и их без дальнейшего допроса в силу военного суда, произведённого на месте по приговору, 1-го сентября 1707 г. осудили к смертной казни; но в уважение того, что они дворяне и хорошего происхождения, положено их расстрелять. Когда генерал-лейтенант Ренне сообщил мне этот приговор и даже привёз ко мне на дом его оригинал, одобренный его царским величеством и собственноручно им подписанный, и когда я, с своей стороны, выразил ему своё одобрение, он дал мне понять, что князь Меншиков весьма желает видеть меня, чем скорее, тем лучше, и что если я соглашусь сейчас же, в 5 часов пополудни, отправиться к князю Меншикову, то меня встретят с восторгом, со всей предупредительностью и со всеми возможными почестями, и что там увижу я и его царское величество.
Семевский (Михаил Иванович, 1837–1892) — общественный деятель и писатель, обучался в полоцком кадетском корпусе и дворянском полку; служил офицером в лейб-гвардии Павловском полку; находясь в 1855–1856 гг. в Москве, вращался преимущественно в кругу литераторов, а также слушал лекции профессоров Московского университета. Тогда же у Семевского начала обнаруживаться любовь к изучению русской истории и стремление к литературным занятиям. Книга представляет в полном объеме работы о Пушкине М.И.Семевского, одного из самых видных биографов поэта.
В этой книге представлены документальные повести известного русского историка, писателя и общественного деятеля Михаила Ивановича Семевского, затрагивающие деятельность Тайной канцелярии — специальной службы политического сыска, организованной в годы правления Петра I. Используя богатый фактический материал, автор достоверно и убедительно передал атмосферу интриг и доносов, широко распространенных в петровской России.
Произведение, написанное в жанре исторической беллетристики, создано выдающимся русским историком XIX века. Прасковья — жена царя Ивана Алексеевича, правящего в конце XVII столетия, — отнюдь не главное действующее лицо отечественной истории на ее переломном этапе. Царица не стремилась опережать эпоху. Она принимала действительность такой, какой она была — со всеми радостями, невзгодами, пороками — ибо Прасковья и сама являлась органичной частью этой действительности, во всех подробностях описанной историком.Для широкого круга читателей.
Книги известного историка М.И.Семевского (1837-1892) пользовались большой популярностью в дореволюционной России и неоднократно переиздавались «Царица Катерина Алексеевна. Анна и Вилим Монс» повествует о семейной трагедии Петра I. Построенное на архивных материалах повествование написано очень увлекательно и обращает внимание читателя на малоизвестные страницы российской истории.
Семевский (Михаил Иванович, 1837 — 1892) — общественный деятель и писатель, обучался в полоцком кадетском корпусе и дворянском полку; служил офицером в лейб-гвардии Павловском полку; находясь в 1855 — 1856 гг. в Москве, вращался преимущественно в кругу литераторов, а также слушал лекции профессоров Московского университета. Тогда же у Семевского начала обнаруживаться любовь к изучению русской истории и стремление к литературным занятиям. Первым печатным трудом его была статья в «Москвитянине» (1856, № 12) «О фамилии Грибоедовых»; в следующем году он издал: «Великие Луки и Великолуцкий уезд», историко-этнографическое исследование (Санкт-Петербург)
В издание вошли три документальные повести известного российского историка второй половины XIX в. М. И. Семевского, посвященные бурной эпохе петровских преобразований. На основе уникальных исторических свидетельств автор воссоздает историю тайной службы Петра Великого — политического сыска, жертвами которого становились тысячи и тысячи россиян — от простолюдина до царицы и царевича. Для широкого круга читателей.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
Иван Данилович Калита (1288–1340) – второй сын московского князя Даниила Александровича. Прозвище «Калита» получил за свое богатство (калита – старинное русское название денежной сумки, носимой на поясе). Иван I усилил московско-ордынское влияние на ряд земель севера Руси (Тверь, Псков, Новгород и др.), некоторые историки называют его первым «собирателем русских земель», но!.. Есть и другая версия событий, связанных с правлением Ивана Калиты и подтвержденных рядом исторических источников.Об этих удивительных, порой жестоких и неоднозначных событиях рассказывает новый роман известного писателя Юрия Торубарова.
Книга посвящена главному событию всемирной истории — пришествию Иисуса Христа, возникновению христианства, гонениям на первых учеников Спасителя.Перенося читателя к началу нашей эры, произведения Т. Гедберга, М. Корелли и Ф. Фаррара показывают Римскую империю и Иудею, в недрах которых зарождалось новое учение, изменившее судьбы мира.
1920-е годы, начало НЭПа. В родное село, расположенное недалеко от Череповца, возвращается Иван Николаев — человек с богатой биографией. Успел он побыть и офицером русской армии во время войны с германцами, и красным командиром в Гражданскую, и послужить в транспортной Чека. Давно он не появлялся дома, но даже не представлял, насколько всё на селе изменилось. Люди живут в нищете, гонят самогон из гнилой картошки, прячут трофейное оружие, оставшееся после двух войн, а в редкие часы досуга ругают советскую власть, которая только и умеет, что закрывать церкви и переименовывать улицы.
Древний Рим славился разнообразными зрелищами. «Хлеба и зрелищ!» — таков лозунг римских граждан, как плебеев, так и аристократов, а одним из главных развлечений стали схватки гладиаторов. Смерть была возведена в ранг высокого искусства; кровь, щедро орошавшая арену, служила острой приправой для тусклой обыденности. Именно на этой арене дева-воительница по имени Сагарис, выросшая в причерноморской степи и оказавшаяся в плену, вынуждена была сражаться наравне с мужчинами-гладиаторами. В сложной судьбе Сагарис тесно переплелись бои с римскими легионерами, рабство, восстание рабов, предательство, интриги, коварство и, наконец, любовь. Эту книгу дополняет другой роман Виталия Гладкого — «Путь к трону», где судьба главного героя, скифа по имени Савмак, тоже связана с ареной, но не гладиаторской, а с ареной гипподрома.