Женские убеждения - [20]

Чтение затягивало. Оно стало для нее одной из базовых потребностей. Углубившись в роман, можно было не углубляться в собственную жизнь, в этот неопрятный и неуютный дом-автобус с вечными сквозняками, в безразличных родителей.

Она читала до глубокой ночи при свете фонарика, луч стремительно тускнел. Но Грир скользила глазами по строкам до последней секунды, пока желтый световой круг еще кормил ее сюжетами и идеями – они утешали и убаюкивали в ее одиночестве, длившемся год за годом.

Она училась в четвертом классе, когда у них появился новенький. Вспомнила, что в выходные видела его по соседству. Кори Пинто, высокий, тощий пацан со светло-оливковой кожей, въехал в дом, стоявший по диагонали от их дома. Через несколько дней после его появления Грир поняла, что он такой же умный, как она, вот только, в отличие от нее, не боится говорить вслух. Они сильно обогнали всех своих одноклассников, про которых иногда казалось, что им каждый день завязывают глаза, раскручивают их, а потом говорят: теперь найдите дорогу в школьной программе.

В прошлом, когда класс разделяли на группы для самостоятельного чтения, мисс Бергер не могла предложить Грир ничего, кроме как определить ее одну в самую сильную группу, «Пумы». А точнее – «Пума». Но тут вдруг с нею оказался Кори, теперь их было две «Пумы», парочка. Они слышали, как в нескольких ярдах от них Кристин Веллс, из самых слабых, «Коал» – странное животное, придавленное к земле мохнатой шкурой и толстыми ногами – читает вслух строчку из книжки «Волшебный путь»: «Билли хо-тел пойти в го… в го…» Она очень старалась.

– В город, – наконец нетерпеливо прерывал Ник Фукс. – Блин, ты быстрее не можешь?

А в углу, где Грир сидела рядом с сообразительным долговязым новеньким, у обоих на коленях были открыты украшенные золотом антологии «Путь воображения». «Книга 5» было написано сверху элегантным шрифтом «Гарамон». Сюжеты историй в «Путях воображения» были мучительно скучными, и эта скука стала для Грир тренировкой – так бойцов тренируют терпеть лишения, зная, что когда-нибудь этот навык пригодится. Похоже, Кори Пинто испытывал те же чувства, потому что тоже терпел и впитывал подлинную историю Тарин из Толедо, Которая Утилизировала Мусор и к третьему классу собрала столько бутылок, сколько не собирал еще ни один ребенок, попала в Книгу рекордов Гиннеса и типа как спасла мир.

Кори Пинто все еще казался диковинкой, поскольку был новичком, но не только поэтому. Голос у него был громкий, но не назойливый, его было слышно поверх голосов других мальчишек, среди которых были одновременно и громогласные, и назойливые: именно поэтому мисс Бергер иногда выходила к доске и устремляла взгляд на всех мальчишек сразу, а потом строго им напоминала:

– Пользуйтесь внутренним голосом!

У Грир только внутренний голос и был. На переменах она сидела у доски, ела чипсы из пакета вместе с еще одной на диво тихой девочкой из класса, Элизой Боствик, с характером мрачным и даже несколько пугающим.

– Ты никогда не думала о том, чтобы отравить училку? – как бы между делом спросила однажды Элиза.

– Нет, – ответила Грир.

– Вот я и тоже, – заметила Элиза.

А вот Кори, при страшной своей худобе, говорил без труда, был уверен в себе и пользовался популярностью. Интересно, что вид у него при этом был постоянно рассеянный, казалось, он витает в облаках и ему на все плевать. Грир замечала это, когда каждое утро встречала его на автобусной остановке на Вобурн-Роуд. В девять лет он напоминал тощее, беспечное, довольно симпатичное пугало. Особенным было даже то, как он пил из фонтанчика – он прикрывал глаза и складывал губы, подстраивая их под форму водной струйки еще до того, как нажмет на металлический рычажок.

Грир, в отглаженных акриловых блузочках и с пеналом со смурфиками, рядом с ним чувствовала себя нелепой. Он был не только умен, но еще и жизнерадостен и самостоятелен. Из-за выдающегося ума и оценок их снова и снова объединяли в пару, но они никогда ни о чем не говорили, кроме вещей строго обязательных. Она не хотела знакомиться с ним ближе, он с ней знакомиться ближе не хотел тоже. Или с ее родней. Грир мучительно стыдилась своих родителей и своего дома. А вот дом Пинто был чистым и уютным, дверца холодильника напоминала клумбу, усаженную табелями, грамотами и наградами Кори – Грир видела их только потому, что однажды, через месяц после приезда Пинто, им задали вдвоем написать сочинение про обычаи индейцев навахо.

Тогда она впервые попала к нему в дом и отметила, как там опрятно; холодильник-алтарь ее опечалил.

– Ты тут прямо настоящий Бог, – сказала она ему.

– Не говори такого. Мама рассердится, она у меня очень религиозная.

Две семьи различались еще и в этом. Кадецки были атеистами – «с маленькой буквы „а“», как говорил ее отец, беспокоившийся, что типографский нюанс приведет к обожествлению.

Крошечная суетливая мама Кори, Бенедита, вошла в кухню, где они в тот день писали сочинение, и дала им по синей мисочке с алетрией, теплым португальским десертом, довольно странным, с макаронами. При мысли о матери у кухонной плиты, которая готовит угощение сыну и его однокласснице – готова простоять там не только пока готовит, но и пока они едят – у Грир сжалось сердце. Иногда, глядя через улицу, Грир видела, что семейство Пинто готовится ужинать. Когда они садились за стол, макушки их то появлялись в поле зрения, то исчезали, склоняясь над тарелками, и ее это расстраивало. Отличие. Разница. Нормальная жизнь на другой стороне улицы в сравнении с мучительной странностью ее собственного существования. А кроме того, алетрия оказалась неимоверно вкусной, и Грир поняла: мама за кухонной плитой способна творить волшебство. Миссис Пинто одобрительно смотрела, как они едят десерт, явно гордясь своей сноровкой и получая удовольствие от их удовольствия. Или от удовольствия Кори.