Женская тетрадь - [59]

Они знают твердо, что актер и есть созданный им образ, что, только будучи образом, он и существует на самом деле и, стало быть, несет за своего героя полную ответственность.

Как-то слышала милый рассказ: в некоем кругу зашел спор о профессиональных актерских достоинствах Леонардо Ди Каприо. Как водится, нашлись правдоискатели, эти достоинства отрицающие, и знатоки, эти достоинства прозревающие. Пятнадцатилетняя девочка, дочь кого-то из спорщиков, молча, с глазами, полными юных и гневных слез, слушала эти речи. Наконец она встала. «Леонардо Ди Каприо – не актер, – прошептала она. – Леонардо Ди Каприо – совершенное человеческое существо!» И ушла прочь рыдать.

И кто же прав: те деды-всеведы, которые знают, что Леонардо Ди Каприо – хорошенький мальчик из богемной семьи, довольно артистичный, но столь же далекий от какого бы то ни было совершенства, как и мы с вами, возведенный безумной человеческой мечтой, алчущей зримых кумиров, в ранг Принца Человечества, или чистые наивные глаза девочек, отдающих первое золото сердца прекрасному миражу? Ведь любовь, которую вызывает принц Лео, лишь в незначительной степени возвращается к нему. Она извергается в пространство и прилежно там работает, ремонтируя изношенные части мироздания, обогревая наиболее охладелые точки человечьего сообщества, совмещая координаты полезных встреч и нужных жестов. А от всеведения ни тепло ни холодно.

Редакции девочкиных журналов завалены письмами примерно такого содержания: «Дорогая редакция! Посоветуйте, что мне делать! Мне не нравятся сверстники! Мне нравятся актеры». Единственно верным ответом на такие заплачки были бы бессмертные слова поэта Некрасова из стихотворения «Зеленый шум»: «Люби, покуда любится, терпи, покуда терпится, прощай, пока прощается, – и Бог тебе судья!» Нет, редакции, которые только за счет этих любовей и существуют, начинают рубить сук, на котором сидят, и с важным видом советуют девочкам больше общаться с ровесниками, а в крайнем случае – обратиться к психиатру. По-моему, если бы девочкам сильно нравились сверстники, им бы стоило обратиться к психиатру. Мои сверстники, к примеру, только к тридцати годам в редких случаях стали напоминать что-то такое, что можно полюбить. Только в этом возрасте мы с ними и пересеклись, а до того в пищу моей душе шли либо актеры, либо люди гораздо старше меня.

Я нисколько не склонна к безумию. Я – человек редкой, можно сказать, классической вменяемости. Мать семейства, лично родившая и воспитавшая двоих детей, почтенный критик-литератор, пользующийся уважением в обществе, верная – а помолчать нельзя? – жена известного тележурналиста. Я пользуюсь умеренным благосостоянием, добытым честным трудом, сохраняю русскую речь, занимаю скромное и достойное место в мире, и жизнь моя красочна и разнообразна, как осенний лес в солнечный полдень.

Действительность покуда вполне милостива ко мне. Не от чего бежать в мир грез, не для чего забываться в объятиях вымысла, ни к чему мне прекрасные миражи и рукотворные кумиры.

Так вот не было же дня, проведенного мной без грезы, вымысла или миража! Я отдаю безумству дань. Я смиряюсь с властью мечты. И по-моему, я делаю что-то методологически очень грамотное. Скучно быть всегда трезвым или постоянно пьяным, а вот чуть-чуть под хмельком – самое то. Мои бескорыстные и бесполезные грезы мало того что отапливают Вселенную, они еще и тот самый хмелек.

Я люблю актеров бурно и откровенно. Никакого вреда моей жизни это не принесло. Лучшее, что я написала, было об актерах. Любовь к Жерару Филипу в роли Фанфана-Тюльпана и Георгию Тараторкину в образе Раскольникова спасла меня от ранней, абсолютно ненужной потери девственности и повысила мои критерии требовательности к мужчинам. Не соглашаясь на компромисс, в результате поисков я родила детей от двух умных и красивых мужчин, и дети, соответственно, родились умные и красивые. Я, как вы сами понимаете, родила их не от непосредственно Филипа и Тараторкина, что было неосуществимо вследствие того, что предметы любви не имели материалистической жизни, и даже для того, чтобы их увидеть, требовались сложные манипуляции с исканием фильмов по всему городу. Но любовь-то была самая настоящая, а поскольку на этот счет в мире все справедливо и потраченная любовь всегда вернется обратно (просто не с той стороны, а откуда не ждешь), все в результате и вернулось.

Список моих сердечных увлечений актерами довольно обширен. Тут есть все: многолетние устойчивые привязанности, летучие симпатии, внезапные буйные страсти. Далекие заокеанские любовники и давно умершие тени соседствуют с родными отечественными образами, которые, конечно, все больше норовят разочаровать по причине близрасположенности. Чару они излучают не больно густую и склонную к рассеиванию. Однако невероятным, героическим усилием мне иногда удается эту чару как-то задержать и умножить. Это тяжелый труд. Ну, например, что можно сказать, глянув злым скептическим взглядом на Олега Меньшикова в роли сибирского цирюльника? Что пожилой дяденька пошел в детский сад изображать чувства, о которых не имеет никакого представления. А если еще черт догадает вас посмотреть, как артист на каком-нибудь банкете аффектированно хохочет в окружении бездельных барынь в бриллиантах, топчущихся вокруг него с видом глубоких родственниц, вы обречены созерцать тюремное рыло так называемой реальности. Но если вы зачарованы, если ваши глаза затуманены прекрасной мечтой, если вы помните о других берегах и жизни дальней, вы увидите истину! Вы увидите сквозь Олега Меньшикова надменного и прекрасного Падшего ангела с опаленными крыльями, вечно несчастного и отверженного, пленного духа, пытающегося вырваться из лиловых сумерек ненавистного ада и не умеющего выбраться к свету, мученика свободного полета, презирающего людей и жаждущего их; вы вспомните бледнолицых гордецов Лермонтова и Достоевского, в ваших ушах грянет цыганский хор с томительным воем про очи черные и недобрый час… и что? Как это – что? Вы счастливы, дурашка!