Женская решимость - [12]

— Патрисия, Господи, что случилось? — приговаривала она, гладя плачущую по плечу и сама стараясь не разрыдаться. — Скажи мне, Патрисия, милая, что с тобой?

Та промокнула слезы платком и жалко улыбнулась.

— Все до смешного просто, Линда. Я люблю твоего отца. Всегда его любила. И всегда буду любить!

Линда сморгнула, как от яркой вспышки. Не известно, чего она ожидала, какого объяснения. Может быть, скандальной истории на стороне или даже признания в убийстве — чего угодно, только не этого!

— О, Линда! — Патрисия безрадостно засмеялась тому, какой эффект вызвало ее признание. — Я тебя удивила? Или ты просто не видишь, в чем же тут проблема?

Нет, Линда прекрасно все понимала. Она сама столько лет безнадежно любила Рэндалла, что ей не требовалось много объяснений. Любить кого-нибудь безответно, каждый день встречаться с ним и делать невозмутимый вид, тщетно пытаясь сохранить с ним хотя бы подобие дружбы… Это было невыносимо тяжело.

Хотя, если учесть, как изменился Питер с того дня, как Патрисия заявила об уходе… Может быть, эпитет «безответная» был к этой любви не так уж применим? А Рэндалл? Неужели он все это время знал, что Патрисия любит Питера? Не потому ли он так разозлился на него — и на всю их семью?

— Что же, теперь ты наконец убедился, что я говорил правду? — Рэндалл остановился посреди комнаты в позе глубокого осуждения: руки сложены на груди.

— Что Патрисия меня любит? — Питер налил себе бренди. — Что-то не верится.

Перед тем, как отпить, он еще раз взглянул себе на грудь, на рубашку, влажную от вина. Рэндалл смотрел на старшего друга с сочувствием. Он любил Питера, как отца — нет, скорее, как старшего брата. Но в вопросах личной жизни тот был не прозорливее ребенка. Сейчас Рэндалл был готов трясти его за плечи, лишь бы только убедить глупца в своей правоте!

— Не припомню, чтобы Клаудиа когда-нибудь обливала меня вином в доказательство нежных чувств.

— Видно, она находила более мягкие способы показать тебе, какой ты болван!

— Спасибо на добром слове, — огрызнулся Питер.

Сейчас он, несмотря на высокий рост и мужественные черты, выглядел точь-в-точь как обиженный подросток. Рэндалл внезапно начал видеть в происходящем смешную сторону — так странно сочетались детская обида на лице Питера и его залитая вином рубашка.

Губы Рэндалла невольно скривились от подавленного смешка. А глаза Питера сердито сузились.

— Ты что ухмыляешься? Надо мной смеешься?

Рэндалл больше не мог сдерживаться. Смех прорвался наружу, несмотря на все его старания. Питер нахмурился и со стуком поставил опустевший бокал.

— Черт побери, ты в самом деле смеешься! Может быть, удосужишься объяснить, в чем же причина для такого… детского восторга?

Но гневные слова Питера только подлили масла в огонь, и Рэндалл еще несколько секунд хохотал, вытирая выступившие на глазах слезы. Питер, мрачнея с каждым мигом все больше, ждал, пока тот успокоится. Ноздри его раздувались от гнева.

Питер был неподражаем! Он — теперь Рэндалл в этом не сомневался — так же сильно влюблен в Патрисию, как и она в него, и при этом понимает в происходящем не больше младенца! Не будь Питер влюблен, почему бы еще он довел бедную женщину до швыряния в него бокалами? Почему бы еще он сейчас упомянул в разговоре Клаудиу, как не из желания защититься от новой любви воспоминаниями о прошлом?

Да, эти двое по уши влюблены друг в друга. Как же можно позволить им разойтись и навеки потерять друг друга — только из глупой гордости?

Отсмеявшись, Рэндалл провел ладонью по лбу.

— Ничего особенного, Питер. Просто я подумал: жалко, что Патрисия облила тебя белым вином, а не красным. Это было бы более драматично на вид — почти как кровь.

Питер гневно поджал губы, кажется, не в силах оценить красоту этой идеи.

— Мистер Найтли, у вас извращенное чувство юмора.

— А у вас, мистер Дарлинт, сейчас вообще нет никакого чувства юмора, — легко парировал Рэндалл.

Питер двумя пальцами оттянул мокрую ткань, прилипающую к груди.

— Это была моя лучшая шелковая рубашка.

Рэндалл постарался не расхохотаться вновь и посоветовал сочувственно:

— Что же, отдай ее в прачечную или химчистку и скажи, что нечаянно облился, потому что дрожала рука.

— Удачная идея, — процедил Питер, выдавливая подобие улыбки. — И надо будет послать Патрисии счет за чистку.

— Не стоит. Рискуешь получить по голове бутылкой.

— Странно, я знаю Патрисию двенадцать лет — и ни разу не замечал за ней таких агрессивных замашек! — Питер выглядел все еще обескураженно.

— Это высвободились скрытые страсти, — трагическим тоном сообщил Рэндалл. — Женщина порой может превратиться в тигрицу!

— Что ты вообще можешь знать о скрытых страстях Патрисии?

Рэндалл как ни в чем не бывало подошел к бару, чтобы наполнить себе и Питеру бокалы.

— Да вот, кое-что знаю. Я не такой слепец, как некоторые.

Питер, словно разом устав гневаться, с тяжелым вздохом опустился в кресло.

— Ох, женщины! — с чувством выговорил он.

— Ну не то чтобы существа другой породы… Но чуждая раса — это точно, — согласился Рэндалл, присаживаясь напротив.

— Чуждая раса с более высоким уровнем развития! — прозвенел от дверей раздраженный голосок, и Рэндалл едва не подпрыгнул на месте: он говорил это, чтобы развлечь друга, а не для того, чтобы подколоть представителя этой чуждой расы, так некстати возникшего в дверях!