Женщины Никто - [7]

Иногда Лара намекала, что ей покровительствуют такие мужчины, имен которых лучше не называть, потому что ей все равно никто не поверит.

Полина до сих пор помнит то смешанное чувство острой зависти и смутного восторга, которое она испытала, когда узнала, что Лару пригласили работать в Токио. Она и сама ходила на кастинг, но от нее отделались стандартной отговоркой о неподходящем типаже. А Лара подписала жирный контракт и уехала на полгода в Японию.

Наверное, она была для Полины неким энергетическим вампиром, черной воронкой, высасывающей всю ее возможную удачу. Потому что, как только Ларин самолет взмыл в серое небо над аэропортом Шереметьево, Полины дела пошли в гору.

Она познакомилась с Петром Сергеевичем.

Для него это была любовь с первого взгляда, лебединая песня, прорвавшаяся плотина нежности и страсти. Для Полины — шанс, джекпот, козырной туз.

Петру Сергеевичу было под шестьдесят, он давно пережил кризис среднего возраста. В свое время ушел от жены, оставив ей квартиру на Патриарших, обзавелся холостяцким гнездышком, оформленным в духе минимализма, которое больше подошло бы мачо из бразильского сериала. В этой квартирке побывали все заметные красавицы города. А потом Петр Сергеевич захандрил, вернулся к жене, увлекся снорклингом и коллекционированием антикварного оружия, растолстел, поскучнел, успокоился… И тут Полина. Русоволосый ангел. Концентрация невинности с обкусанными ногтями. Худые коленки и хрустальный смех. А когда она наклоняется, на спине ребрышки видны.

Петр Сергеевич сошел с ума, пропал.

Их отношения развивались в ритме геометрической прогрессии. На третьем свидании он буквально изнасиловал Полю на пороге ее квартиры. А потом рыдал от счастья, уткнувшись в ее измятый подол.

В общем, когда еще больше похорошевшая Лара вернулась из Токио, судьба Полины была уже решена. Она переехала из Бибирева на Тверскую, прописалась на страницах глянцевой светской хроники в качестве «московской принцессы», обзавелась личным водителем, домработницей и капризными манерами, оставила модельный бизнес и получила в подарок кольцо. Правда, в итоге у Петра Сергеевича хватило ума на ней не жениться, и пятикаратник так и поблескивал на Полином пальце немым вопросом.

Они были вместе пять лет. И тогда Поле казалось, что это худшие пять лет в ее жизни. Изображать оргазм, когда ноги сводит от отвращения, вдыхать аромат его кариеса, закрывать глаза и пытаться представить на его месте Антонио Бандераса… Потом она осознала, что худшее ждет впереди. За Петром Сергеевичем она была как за каменной стеной. Никаких проблем, все вопросы решает его секретарь, щедрый денежный дождь сыплется на ее платиновую кредитку, будущее беззаботно, как апрельское небо.

Полина бы никогда не решилась с ним расстаться. В один прекрасный день Петр Сергеевич пригласил ее в ресторан «Красная площадь», она грешным делом подумала, что наконец‑то ей предложат статус законной жены. Но нет, пряча глаза, он заговорил о микроинсульте, и о том, как страдают его дети, и о том, что он прочел все тома Блаватской и понял, в чем заключается смысл его жизни, и он хочет остаток дней безмятежно провести на даче в Барвихе.

Он оставил Полине денег. Много. Очень много.

Роскошная квартира на Остоженке была арендована на пять лет вперед. Машина осталась за ней, водителю продолжал платить Петр Сергеевич. Абонемент в салон красоты, фитнес‑клуб, кредитка с солидным золотым запасом. Он был не подлым, не жадным и по‑настоящему ее любил.

Петр Сергеевич выдвинул единственное условие: Полина никогда не должна искать с ним встреч. Ему будет слишком больно ее увидеть.

Сказка закончилась так же быстро, как и началась.

Нет, она не страдала по его гайморитному храпу, запаху его пота на простынях, его бесконечным «Полинушка, ты не замерзла?», «Полинушка, ты не проголодалась?» Но впервые она осознала, что ее будущее — это нечто бесформенное и смутное, как море на рассвете, когда не можешь определить, где небо, а где вода.

А Лариса вскоре бросила модельный бизнес. Вернее, ее потихоньку слили — на пятки наступали четырнадцатилетние с тугими попками и не нуждающимися в отбеливании зубами. Она устроилась секретарем на reception, получала гроши, понемногу распродавала меха и украшения.

Иногда они с Полей покупали бутылочку белого сухого вина и плитку темного шоколада и вспоминали общее прошлое. В мерцании дорогой ароматической свечи обе казались такими же свежими и хорошенькими, как раньше, когда все у них было впереди.

А в исцарапанном пластиковом окошечке Анютиного бумажника — черно‑белая фотография, с которой серьезно смотрит молодая девушка с простым русским лицом. Лиза, доченька, самая любимая на свете девочка, тварь, стерва, как она так могла с родной‑то матерью. Нюта всю жизнь ей беззаветно посвятила, всю себя, по кусочку отрезая, отдала. Как только Лизонька родилась, Нюта перестала существовать как отдельное существо.

С самого первого дня, с того утра, когда мрачная гинекологиня грубо поинтересовалась: «Рожать будешь?» — уже тогда Анюта перестала быть самой собой. А ведь ей едва исполнилось восемнадцать.