Женщины Льва Толстого. В творчестве и в жизни - [5]

Казань для Толстых была родным городом. Прадед Льва Николаевича Андрей Иванович Толстой служил в Казани в 1754–1759 годах, затем стал воеводой в Свияжске, городе на острове при впадении Свияги в Волгу, дед Илья Андреевич Толстой (1757–1820) в 1815 году стал, как уже упоминалось, казанским губернатором.

Именно в Казани, в доме своей тетушки Лев Николаевич завершил домашнее образование и поступил в Казанский университет.

Илья Владимирович Толстой рассказал: «Николай перевелся из Московского университета в Казанский, на 2 – й курс, а не на 3 – й, потому что опоздал к началу занятий. Сергей и Дмитрий поступили через год на тот же философский (соответствовал современному математическому) факультет, что и старший брат, а Лева готовился к вступительным экзаменам 1844 года».

Он решил поступать в это учебное заведение и потому, что там уже учились братья Николай, Дмитрий и Сергей, да и Императорский Казанский университет в то время славился на всю страну. Там преподавали видные ученые. К примеру, на математическом факультете преподавал выдающийся математик Николай Иванович Лобачевский (1792–1856), один из создателей неевклидовой геометрии, а на Восточном – Осип Михайлович Ковалевский (1800–1878), один из основателей научного монголоведения.

Поступить оказалось не так-то просто. Удалось только со второй попытки, после повторных экзаменов. Впечатление от поступления отражено Львом Толстым в незавершенном рассказе «Оазис». Повествование ведется от первого лица, и мы сразу узнаем в герое рассказа самого Льва Толстого: «Мне было 16 лет. Я только что поступил в университет и после напряженного, столь чуждого 16 – ти летнему, здоровому, полному жизни малому труда приготовления к экзамену приехал к дяде в деревню».

Из дальнейшего текста следует, что именно в этой деревне у дяди герой рассказа готовился к экзаменам. Толстой впоследствии вспоминал: «Я 17 лет тому назад жил в деревне, в 40 верстах от Казани, на реке Меше, – дичи было столько, что каждый неумелый мальчик мог набить уток и зайцев столько, что не донесет».

Отражено это и в рассказе: «Ходя в грохоте мостовой по раскаленным майским солнцем пыльным городским улицам, по бульварам с запыленными липками, я думал о деревне, настоящей деревне, в которой я вырос и воображал себя в деревне большим, студентом (без принужденных занятий), с правом когда хочу ехать верхом, купаться, идти на охоту, лежать с книжкой в саду и ничего не делать кроме того, что мне хочется, и это счастье казалось мне столь великим, что я не верил в его возможность и отгонял мысль о нем, чтобы не потерять последней силы работать к экзамену.

Но экзамены прошли, с своими страшными тогда и тотчас же забытыми перипетиями, с сомнительным баллом из латыни; я надел мундир и снял его и, распростившись с профессором, у которого жил, в первый раз один поехал на почтовых и приехал к дяде…»

Словом, в университет поступил, причем оказался единственным, кто занимался по «турецко-арабскому разряду». В конце концов он позднее признавался, что из выученного «все забыл, кроме чтения и нескольких слов». Не случайно. Занятия не слишком привлекали, старался на лекциях сесть подальше, чтобы незаметно читать книги… Книги, книги – его вечные друзья. И, если, говоря словами Высоцкого, «нужные книги ты в детстве читал», то и успех обеспечен. Недаром же Екатерина Великая говаривала, что «крупные и решительные успехи достигаются только дружными усилиями всех…, а кто умнее, тому и книги в руки…». А ее тайный супруг и соправитель, как его называли – «царь, только без титула и короны» Григорий Александрович Потемкин тоже ведь не подружился с университетскими занятиями, был отчислен «за леность и нехождение в классы», но благодаря невероятной любви к чтению стал одним из грамотнейших и культурнейших государственных деятелей эпохи.

Я упоминаю об этом вовсе не для того, чтобы убедить в ненужности учебы, а для того, чтобы показать важность чтения. Разумеется, нужных книг, добрых книг, книг – наставников в добре. Мы увидим в дальнейшем, какие книги читал Лев Толстой и сколько читал, даже в боевой обстановке, вырывая из жестких будней драгоценные часы для чтения и литературной работы. Говорят, кто много читает – тот много пишет.

Итак, 3 октября 1844 года, на семнадцатом году жизни, Лев Толстой был зачислен студентом разряда восточной (арабско-турецкой) словесности, затем перевелся на юридический факультет, на котором проучился менее двух лет. Об учебе вспоминал впоследствии, что «первый год… ничего не делал… на второй год стал заниматься…» И, наконец, занялся по-настоящему заинтересовавшей его темой, о чем вспоминал так: «…профессор Мейер… дал мне работу – сравнение “Наказа” Екатерины с Esprit des lois (“Духом законов”) Монтескье…Меня эта работа увлекла, я уехал в деревню, стал читать Монтескье, это чтение открыло мне бесконечные горизонты; я стал читать Руссо и бросил университет, именно потому, что захотел заниматься».

Работа Екатерины Великой действительно интересна. На первых страницах своего дневника Толстой размышляет над «Наказом», причем можно только поразиться, на каком высоком уровне писал он эти размышления в свои неполные девятнадцать лет.