Женщины-легенды - [18]

С пышными букетами возвращались с прогулки тирские девы. Заметив отделившееся от стада животное, они веселой стайкой подбежали к нему и с любопытством стали рассматривать. Бык начет доверчиво ластиться к Европе и,"в очи взирая, пред девой склонил он колена». Царевна же безбоязненно уселась к нему на спину и пригласила подружек последовать ее примеру. Но бык неожиданно вскочил и быстро направился к морю. «А в воду вступивши, вперед он помчался, подобно дельфину». Если обобщить сохранившиеся поэтические (Мосх, Овидий, Гораций и др.) и иконографические (произведения греческой пластики и вазописи) версии данного мифа, получается очень яркая и живописная картина[3].

Дрожащая Европа сидит на спине быка и едва держится за его рога. Напрасно взывает она к подругам, протягивает к ним руки и горько плачет. Все дальше берег, все меньше фигурки испуганных подружек, все неспокойнее седое море. И тут из его глубин появляется Посейдон, родной брат Зевса. Он усмиряет своим широким трезубцем волны и указывает путь любезному брату. Вслед за своим царем из морской бездны всплывают нереиды, тритоны и дельфины. Они плывут «чередою согласной» рядом с быком, который едва касается «копытами волн беспредельной пучины». Постепенно Европа успокаивается. Одной рукой она держится за рога быка, а другой поднимает края багряной одежды. Легкий ветерок, Зефир, шалит с ее золотистыми волосами. Широкий пеплос царевны надулся словно парус быстро плывущей ладьи. Но все внимание девушки приковано к необычному зрелищу. На двух тритонах, запряженных в золотую раковину, скользит по морской глади сама Афродита и осыпает царевну розами из ее золотой корзинки. Киприду[4] окружают юные Эроты, у которых в руках зажженные факелы, а за спиной колчаны с любовными стрелами. Один из них шаловливо оборачивается к Зевсу. Он будто насмехается, что, пораженный его меткой стрелой, владьжа Олимпа вынужден был превратиться в быка. Тритоны, «бездны морской музыканты», играют на длинных трубах из раковин брачные песни. Все в этом шествии напоминает свадебное торжество, которому рукоплещут, сидя верхом на дельфинах, нереиды. Наконец вдали показался песчаный берег. Это — богатый и цветущий остров Крит. Как только Европа вступила на его землю, Зевс тут же принял человеческий облик. Он ведет смущенную девушку в Дектейскую пещеру, в которой прошли когда-то его детские годы[5]. Здесь и свершилось бракосочетание владыки Олимпа и финикийской царевны. Но любвеобильный Зевс боялся надолго оставлять Олимп, и поэтому все его земные увлечения были очень краткими. Так случилось и с Европой. Подарив молодой жене ожерелье из золота и драгоценных камней, Олимпиец оставил ее на попечение чудесной собаки и медного великана Талоса. Три раза в день они обегали остров, не давая приблизиться к нему кораблям чужестранцев. Спустя положенный срок Европа родила трех сыновей — Миноса, Радаманта и Сарпедона, которых усыновил затем критский царь. Так, по мифу, сыновья Зевса и Европы стали принадлежать к критскому царскому роду.

Легенда о Европе связала зарождение европейской цивилизации с островом Крит. И, несмотря на полную антропоморфизацию[6] образа Европы в рассказанном мифе, это имя получило со временем и географическое значение. Уже в гомеровских гимнах Европа нередко отождествлялась со Средней Грецией и противопоставлялась Пелопоннессу, т. е. южной части Балканского полуострова. Объясняется это, видимо, тем, что названия «Европа», «Европия» и «Европ» часто встречались в тот период в разных областях средней Греции. Впоследствии данное наименование перешло от отдельных греческих поселений на весь известный тогда материк Европы. Во время греко-персидских войн (первая половина V в. до н. э.) Европа и Азия стали уже противопоставляться как цивилизация и варварство, свобода и деспотия. Существует точка зрения, в соответствии с которой название греков эллинами тоже связано с мифом о Европе, одно из имен которой было «Гелления».

Но вернемся к греческим мифам, которые помогают нам заполнить пустующие страницы истории минойской цивилизации. Исследователи мифов доказали, что они, передаваемые изустно на протяжении целых столетий, хранят какую-то долю достоверной информации о прошлом того или иного народа. И действительно, греческая историческая традиция считает Миноса реальной личностью. Эта традиция приписывает критскому династу систематизацию отдельных законов и норм обычного права, завоевание многих стран и народов, создание самого сильного по тем временам флота. Он якобы не только очистил острова Эгеиды от пиратов, но и заселил их колонистами. Гомер добавляет к этим заслугам почетное место Миноса в Аиде, загробном царстве, где он вершит суд над душами умерших столь же справедливо, как делал это и на земле.

Среди множества рассказов о славных деяниях и подвигах Миноса есть в мифах упоминание о его войне с греческим городом Мегары. Овидий дает очень лаконичную характеристику действий критского царя, который «бранное счастье свое в Алкафеевом[7] пробовал граде». Осадивший мегарян Минос был силен и войском, и правым делом — местью грекам за убийство сына Андро-гея, который когда-то принял участие в общегреческих спортивных играх и был убит проигравшими ему соперниками. Правителем Мегар был в то время Нис, на голове которого рос меж почетных седин золотой волос. Именно в нем была заключена жизнь Ниса. Для мегарян этот волос был «упованьем» их царства, а для нас он — повод познакомиться с мегарской царевной Скиллой.