Женщина в зеленом дождевике - [19]

Теперь-то вы мне верите? — заговорил он нормальным голосом. И, выругавшись, сказал: — Не дам я ей развода! Не дам, и все тут!

Уже лежа в кровати, Алексей объяснял:

— Моя фамилия Аввакумов… Ну вот, значит, она от меня требует, чтобы я искал свою родословную. Протопоп Аввакум, дескать, был сослан в Даурию, будто там у него остался сын-старообрядец. У меня бабушка была мещанка, а дед, по слухам, причетник в церкви. Она мне говорит: «Все сходится. Ищи!» А чего мне искать? Мы все рабочие люди, ни в какого бога не верим и ересью не занимаемся.

Утром я окунулся в море ребячьих голосов, стреляющих детских глаз; вихрастые, загорелые после каникул, наполненные впечатлениями поездок в пионерские лагеря, походами в лес, работами в поле, буйством сил, дети буквально сновали в коридоре, гонялись друг за другом. Елена Васильевна, высокая, подтянутая, чинно провела меня сперва в крохотный свой директорский кабинет, потом познакомила с педагогами в учительской, и мы отправились с нею на урок русского языка в шестой класс. Я ожидал увидеть утихомирившихся ребят, которые, встав за парты, будут дружно приветствовать нас. Ничего подобного! Они хором сказали: «Здравствуйте!» Но никто из них не сел за парты, все располагались кто как хотел: одни прислонились к партам, другие сели на них верхом, третьи вообще стояли, скрестив на груди руки.

— Сегодня, ребята, будем опять делать кирпичи из зари, — обратилась она к классу стоя.

Я хотел сесть за парту, но мне предложили табурет за учительским столом.

— Заря — это освещенность горизонта вечером или утром, — заученно и бойко сказала одна девочка с красными бантиками, такими, какие я видел когда-то на головке Лены-школьницы. — Народно-поэтические выражения: красная заря, зорька-зорюшка… Но Поэты каждый по-своему изображают это явление природы…

Парнишка в скромном пиджачке, курносый, голубоглазый, вышел в проход между партами-и звонко продекламировал:

И над отечеством свободы просвещенной

Взойдет ли наконец прекрасная заря?

Другой мальчишка, не слезая с парты, на которой он сидел, тихо пролепетал:

Румяной зарею покрылся восток,

В селе за рекою погас огонек…

Девочка встала за партой, выпрямилась:

Выткался над озером алый свет зари…

Ей отозвалась вторая девочка:

По зеркальной воде, по кудрям лозняка

От зари алый свет разливается.

— Откуда взяты эти строки? — спросила Елена Васильевна.

— Из стихотворения Никитина, — ответила девочка.

Подросток с черными бровями и смуглым лицом объявил звонко, как конферансье:

— Михаил Юрьевич Лермонтов. «Песнь про купца Калашникова».

По тесовым кровелькам играючи,

Тучки серые разгоняючи,

Заря алая подымалася;

Разметала кудри золотистые,

Умывается снегами рассыпчатыми,

Как красавица, глядя в зеркальце,

В небо чистое смотрит, улыбается.

— Позвольте, Елена Васильевна! — протянул руку вверх высокий крепкий подросток; у него уже пробивался пушок на верхней губе.

Горит зари лампас казачий…

— И мне слово! — выкрикнул паренек с заднего ряда.

Привет тебе, последний луч денницы,

Дитя зари, — привет прощальный мой!

Елена Васильевна прошлась по проходу между партами, похлопала в ладоши, бросая взгляды налево, направо, поблагодарила своих питомцев, потом сказала, что по случаю присутствия в классе журналиста, каждый прочитает собственные стихи на тему о заре.

Легкий шумок наполнил класс, шарканье ног соединилось с шепотками, с улыбками и негромкими восклицаниями. Полный, в черном костюмчике мальчишка вскинул руку и, получив согласный кивок учительницы, вышел к классной доске, заложил руки за спину, громко продекламировал:

Петушком на забор горизонта

Взмыл восход…

И осекся. Густо покраснел, смутился. Ребята загалдели, засмеялись Он порывался еще что-то сказать, но тотчас снова запнулся, опустил глаза и убежал от доски по проходу, спрятался за чью-то спину.

— А ну, Петя! — обратилась Елена Васильевна к высокому подростку с пушком черных усиков на верхней губе.

Не вставая с парты, на которой сидел верхом, он звонко выкрикнул:

Полечу по лучу,

Полечу — получу!..

Ребята обрадованно заулыбались его каламбуру.

— И все? — удивилась Елена Васильевна.

— Все, — признался тот.

— Не густо. — Елена Васильевна перевела взгляд на девочку в пестром платьице, худенькую и в очках. — Может, ты, Машенька, что-нибудь сочинила?

Девочка вышла на середину прохода между партами, глядя на меня, начала читать неторопливо и по-детски доверительно:

Жил на свете воробей,

Серенький воробышек,

Сделал он гнездо себе

В маленькой коробочке,

Натаскал туда соломки

И пушку немножко,

И ложился спать в потемках,

Протянувши ножки.

— А при чем тут заря? — дерзко выкрикнули с заднего ряда. — Это не по теме!

— Нет, по теме! — поджав губы, девочка стояла, будто ждала приговора своему стихотворению.

— Во-первых, сбит ритм, — сказал парнишка с черным пушком усиков. Если во второй строке: «Серенький воробышек», то во втором четверостишии должно быть: «И пушку немножечко», а затем: «Протянувши ноженьки».

Класс задвигался, засмеялся.

— Ты ничего не понял! — обернулась к нему девочка.

— Чего тут не понять! — перебил ее Петя. — Тема — заря, а у тебя потемки!

— Ну и что?! Идея стихотворения не гвоздь, а зародыш мысли, он дает ассоциацию, — заспорила поэтесса. — Достаточно намека. Читатель сам начинен идеями, как курица зародышевыми яйцами, а когда ему дан намек, он сам додумается.