Женщина в клетке, или Так продолжаться не может - [5]

Я посмотрела в окно и рассмеялась до слез.

— Не вижу ничего смешного, — еще больше занервничал мой француз и посмотрел в окно глазами, полными страха.

— Жан, сейчас мы проезжаем по улице Чернышевского, — давилась от смеха я. — Это далеко не единственная улица, которая так сильно тебя напугает. Это не бомбежка. Это просто тысячелетие Казани.

— Не понимаю никакой связи.

Ну как бы тебе объяснить. Ты просто приехал не вовремя. Сейчас все это безобразие снесут, и ты увидишь, красивые, сверкающие чистотой улицы, а может быть, даже и новые здания.

— Ты хочешь сказать, что никаких военных действий тут нет и что у вас сносят не просто дома, а целые улицы?

— Что-то типа того. Уверяю тебя, у нас очень спокойно. И дай бог, чтобы все жили в мире и согласии, так, как живут люди нашего города. Просто на тысячелетие приедет слишком много гостей, и они не должны видеть ни дома под снос, ни грязь, ни ветхие здания. Поэтому заранее хочу предупредить тебя об этом. И не пугайся больше. Тут кругом разруха и раскопки, но все это только для пользы дела. К празднику город будет лучше, чем на картинке.

— А почему все это нельзя было сделать раньше? Почему что-то начинают делать только к тысячелетию?

— Потому что ты приехал в самую удивительную страну мира, в которой свои порядки и законы. У нас к праздникам знаешь, как города преображаются!

— В Париже такого нет.

— Ты не в Париже, а в России. И чтобы чувствовать себя здесь комфортно, учись, пожалуйста, ничему не удивляться. У нас сносят не только отдельные дома, но и целые кварталы. Наша страна полна сюрпризов.

Это я понял, — кивнул Жан и после того, как мы проехали злосчастную улицу с несколькими домами под снос, немного расслабился.

Я вновь вспомнила то время, которое провела вместе с Жаном в Париже. Он снял восхитительный, с настоящим камином, номер в отеле. Вечерами мы, как завороженные, смотрели на пламя и наслаждались уютом и теплом, исходящим от огня. Это были самые романтические вечера в моей жизни, с ароматным лесным запахом потрескивающих в камине дров.

Остановившись у гостиницы «Мираж», я одарила Жана широкой улыбкой и немного смущенно пожала плечами:

— Тут, конечно, камина в номере нет, но все довольно прилично. Надеюсь, тебе все понравится.

— Мне все понравится, если ты будешь рядом, — Жан взял мою руку и трогательно заглянул в глаза.

— Ты это серьезно?

— Серьезнее не бывает.

— Тогда почему тебе не понравилась наша улица Чернышевского? — Я задала вопрос и, не ожидая сама от себя, принялась давиться от смеха. — Я же была рядом, когда мы ее проезжали.

— Я обожаю твою улицу Чернышевского. Она потрясла меня своей красотой, размахом и оригинальностью зданий, — Жан не мог скрыть своей улыбки. — Это самая красивая улица, которую я когда-либо видел. Поверь, в Париже нет улиц, которые бы смогли сравниться с улицей Чернышевского в Казани.

— Издеваешься, да?! Ну, издевайся. — Мы вышли из машины и направились в гостиницу.

— Вот приедешь в Казань еще раз, и издеваться тебе уже будет не над чем.

Жан покатил свой чемодан на колесах и обнял меня свободной рукой.

— Тома, ты на меня обиделась?

— Я на французов не обижаюсь, — совершенно спокойно заявила я и зашла внутрь отеля.

Поселив Жана в один из самых приличных номеров, мы спустились позавтракать в ресторан. Сидя рядом и попивая ароматный кофе и поедая яичницу с грибами, не могли оторвать друг от друга томных взглядов. Жан улыбнулся и задумчиво посмотрел в окно:

— Красиво. На вашу мечеть можно смотреть часами.

— Это мечеть Кул-Шариф. Отсюда открывается действительно потрясающий вид.

— Я надеюсь сегодня там погулять. Хочется хоть немного прикоснуться к истории твоего родного города и посмотреть на кремль.

— Там сейчас все перекопано, но если тебе так сильно хочется, то, может, у нас, что-нибудь и выйдет. Если уж там совсем все будет крайне неприлично, то заедем в магазин и купим резиновые сапоги.

С сапогами ты здорово придумала, — лукаво подмигнул мой любимый француз. — Только перед тем как пойти бродить по раскопкам, мне бы хотелось остаться с тобой один на один в номере. Ты, надеюсь, не против?

— Еще бы, — задыхаясь от возбуждения, произнесла я. — Я думала, что это произойдет сразу, но ты так спокойно собрался на завтрак.

— Просто я не хотел, чтобы мы остались без завтрака. Я не люблю быть голодным.

— Я так и подумала. Французские мужчины отличаются рациональным подходом буквально ко всему, и даже к любви.

— Мне кажется, что рационализм еще никому не мешал.

— Наверное, ты прав. У тебя есть чему поучиться.

Когда мы вернулись в номер, я утонула в объятиях Жана, почувствовав себя нереально счастливой. Мы занимались любовью. Я боялась открыть глаза… Господи, как же я боялась, что это может когда-нибудь закончиться. Я прислушивалась к каждому вздоху и к каждому стону. Жан всегда был щедрым на ласки, любовные игры и на подарки. Он экономил только на одном: на словах, и редко говорил мне то, в чем я так нуждалась.

— Жан, я умру без тебя, — почти задыхаясь, произнесла я. — Ты понимаешь, что я больше так не могу?! Я не знаю, понравится ли тебе то, что я сейчас скажу, но мне становится мало наших с тобой встреч. Иногда мне кажется, что я скорее потеряю рассудок, чем дождусь того момента, когда мы с тобой сможем увидеться. Я хочу быть с тобой постоянно и совершенно не важно где: в Париже, Москве или Казани. Я хочу просыпаться с тобой по утрам и будить тебя своими жадными поцелуями, постоянно чувствовать твой запах, ощущать твое сердцебиение и находиться с тобой на одной волне.