Женщина в Гражданской войне - [7]

Думала, не доживу до лучших времен. А теперь это проклятое прошлое только сном кажется.

М. Мелешко КАКОЕ СЧАСТЬЕ, ЧТО ЭТО НЕ ПОВТОРИТСЯ

В конце восемнадцатого года, когда красные отступали, муж мой тоже с красными отступил на Астрахань через пески и буруны.

Я в это время осталась с четырьмя детьми, самому старшему было двенадцать лет. Я с детьми сидела в комнате. Двери и окна часов с десяти ночи были заперты.

Белые стали ломиться в дверь, разбили ее и ворвались. Стали меня спрашивать, где мой муж. Я отвечала, что уехал на мельницу. Белые грозили оружием, заставляли найти им женщин-большевичек. Но я отказалась, заявив им, что не знаю таких. Меня белые отвели в холодный сарай и там издевались.

Потом били плетьми. Натешившись, меня бросили полумертвую, но я пришла в себя и добралась ползком к детям. Дети все плакали, сидя на печке, звали маму. Все двери были раскрыты настежь.

Я уехала в село Урожайное. В Урожайном все время были бои. Белогвардейцы артиллерийским огнем бомбардировали красных камышанцев.

В камышах был брат мужа. Мой старший сынишка все ему носил харчи и белье. Белье надевали на него под спод и подвязывали, чтобы не было заметно. Если ловили того, кто камышанцам носил провизию, то его вешали около церкви.

Когда камышанцев разбили, в это время и мой сын был в камышах. Камышанцы отступили, и он тоже отступил. Были сильные морозы. Он не выдержал в пути, упал и замерз. Его нашли крестьяне, привезли и оттерли снегом. В настоящее время он коммунист, меньший — тоже коммунист, дочь — комсомолка.

Жить все время приходилось нелегально. Как-то в хату в Урожайном пришел вооруженный казак, а у ворот уже стояла подвода и десять человек верховых. Он мне сказал: «Собирайся с детьми и давай ключи». Я ключи им отдала, они все начали забирать и укладывать в подводу, привязали и корову к подводе, а меня с детьми под конвоем погнали в тюрьму. Восьмилетний мальчик убежал к соседу, маленькая девочка на руках прижалась к груди. У шестилетней девочки с ножки соскочил ботиночек и застрял в грязи, она мне говорит: «Мама, я потеряла ботиночек». Но конвоиры кричали: «Не разговаривай!» Ударив меня в спину прикладом и подталкивая девочку, подгоняли идти поскорее. Девочка, плача, шагала по грязи, одна ножка босая, спотыкалась, падала. Ночь была темная и холодная.

Пригнали в холодную хату к полковнику Иванову. Я сидела три дня. Потом все же отпустили. Когда на Урожайное наступали белые, то мы отступали за красными, на Величаевку. Соседи меня, больную тифом, взяли с собой. По нас строчили из пулеметов.

Беженцев была полна Величаевка. Меня завезли к каким-то людям. Я умирала, прижав девочку к груди. Кто-то стал мне ставить банки, и мне стало лучше. Мы в Величаевке были два дня. После вернулись обратно.

Второй раз мы отступили в Ребровку — двенадцать верст от Урожайного. В отступлении были три дня. Люди сидят около подвод. У лошадей постромки сняты, но хомуты и дышла наготове. Потом разведка донесла, что белых выгнали. Мы поехали обратно по домам. Когда Красная армия с Астрахани пришла в Урожайное, я с соседом вынесла булку хлеба с солью, и женщины с детьми бросились с радостью навстречу подъезжавшей кавалерии в красных башлыках. Это была красная разведка.

Муж тоже после приехал на неделю в гости. Я потом его провожала в город Святой крест, когда он отправился в свою часть в Баку. Проезжая мимо Мазайской экономии, он мне говорил: «Вот останусь живой, то, вернувшись, будем строить в экономии коммуну». В конце двадцатого года я добровольно записалась в коммуну. Муж еще не вернулся с фронта. Он пришел домой в двадцать третьем году. Я с детьми уже была коммунаркой в Мазайской экономии.

Это была очень большая экономия коммунаров. Было двадцать семейств, душ пятьдесят. В этой коммуне были исключительно семьи фронтовиков. Наши отцы-старики, мы, женщины и дети, инвалиды строили коммунальное хозяйство. Теперь наша коммуна перешла на колхозный строй. Все, что было, вспоминается как далекий кошмар. Какое счастье, что он не может повториться!

В. Матюшина «ВОРОЖКА»

Я сама — Калужской губернии, Перемышленского уезда, крестьянка деревни Аграфеновка Курыницкой волости. До восемнадцатого года я жила в Тифлисе.

В восемнадцатом году седьмого февраля я приехала в город Святой крест Ставропольской губернии. Была у нас тогда Красная гвардия. Богачи селения Воронцово-Александрово стали организовывать свои белые отряды. Это происходило на моих глазах, около нашего двора. Стали они наступать на красных. Село большое, как город. Барыльников Алексей собрал народ, выгнал всех босиком. Они сразу на Гашунь наступили и выгнали красных. Стало как-то — ни красные, ни белые. Потом наши красные вновь пришли, и опять красные всех этих контрреволюционеров выгнали, богачи скрылись.

Держались мы до начала девятнадцатого года. Белые пришли к нам, аккурат было по-старому под самое крещенье. Тогда кубанские ко мне забежали, восемь человек, четвертого января по старому стилю. Я спрашиваю: «Как, ребятки?» Они говорят: «Плохо». Я их проводила пятого числа утром, нажарила котлет, дала сухарей. Только запомнила одного — Сережей звали.