Женщина на заданную тему - [4]

— Такими мужиками не бросаются, — говорит моя подруга Надя, — тем более в твоей ситуации.

Моя ситуация — это Гришка, которого я родила на втором курсе университета, почти 11 лет назад. Ужас, как бежит время!

Гришин папа, красивый тоненький мальчик по имени Тимур Гусейнов, случайно попал к нам в группу. Они бежали из Еревана, как раз после разборок в Нагорном Карабахе, — в Питере оказались их дальние родственники. Родители Тимура так и не привыкли к чужой земле, тоскливо бродили по нашим скудным базарам, тушили на медленном огне баклажаны и перцы, тосковали по солнцу. И язык у них был совсем иной, — гортанный, резкий. Тимур тоже скучал, мало разговаривал и легко обижался, сжимая красивые тонкие губы. Он казался юным восточным князем среди наших курносых горластых мальчишек. Говорят, мы неплохо смотрелись вместе, не зря евреев и мусульман считают двоюродными братьями.

Он никогда не объяснялся мне в любви, но обнимал так страстно и мучительно, еле сдерживая дрожащие руки, прятал лицо в моих спутанных волосах, отчаянно целовал плечи, коленки, пальцы… Я сама привела его к нам домой, когда мама уехала на дачу, я ведь была старше, потому что в первый год после школы провалилась на филфак. Хотя мой опыт тоже оставлял желать лучшего — пустые школьные влюбленности и обиды, поцелуи на дискотеке…

Конечно, можно было подумать вовремя, все–таки не глухие 50‑е годы, когда вместо секса предлагали политинформации, аборты запрещали, а презервативов не продавали вовсе. Мы жили в цивилизованном мире, по нашему телевизору вовсю крутили рекламу кондомов, — мама только успевала вздрагивать и переключать. Я просто не решилась их купить, глупейшим образом побоялась спросить в аптеке.

— Хорошо, — сказал Тимур Гусейнов бесцветным голосом, — я женюсь, если ты этого хочешь. Хотя мужчина не должен жениться на своей первой женщине.

— Почему?

— Не знаю. Так говорит отец. Он говорит, что я глупый мальчишка, ничего не понимаю в жизни и не нашел еще свою женщину. И что я — голодранец, а не кормилец семьи.

— Я совсем не хочу, чтобы ты на мне женился, — сказала я искренне.

— Правда? — обрадовался Тимур, — я так тебе благодарен!

Гришка родился через три месяца после их отъезда — дядя Тимура давно приглашал брата с семьей перебраться к себе, в Азербайджан.

В принципе, ничего плохого не случилось. Конечно, отец Тимура был прав. Пусть мальчик еще поживет, побродит по свету, станет мужчиной и кормильцем. Не знаю, смогла бы я вписаться в их далекую гортанную семью. Зато у меня остался чудесный сын, тоненький и стройный молчун, похожий на юного восточного князя. Только вот не знаю, на еврейского или мусульманского.

В конце доклада я, конечно, полезла с вопросами. Наверное, из чистого хулиганства. А может, чтобы внутренне оправдаться за собственную рассеянность и посторонние мысли.

Израильтянин отвечал приветливо и очень точно. И смотрел прямо в глаза, как будто проверял, все ли понятно. Акцент почти исчез, но иногда он терял слова и тогда поспешно переходил на английский, улыбаясь и разводя руками. И приветливо улыбался, когда подсказывали из зала.

Нет, на царя он не тянул, — слишком добрый. И усталый. Вдруг стало заметно, какое у него утомленное лицо. Будто Иаков, который уже отработал семь лет, но еще не получил Рахели.

Пусть он в меня влюбится, — решила я, — пусть он в меня влюбится на одну неделю. Или на один день. Но до потери сознания! Чтобы забыл все дела и всех своих женщин. Чтобы с ума сходил от моих волос, рук, взгляда. И слушал мою болтовню, и смеялся радостно, и сам рассказывал что–то удивительное и ласковое.

Мы встретимся на старом московском бульваре и пойдем по засыпанной снегом дорожке вдоль замерзших прудов…

Нет! Зачем Москва? Пусть мы уедем в другой город, чудесный старинный город, чужой, но немного знакомый по историям и детским книжкам. Рим? Париж? Ах, нет! Великие города требуют слишком много внимания. И много денег. Что я скажу маме и Глебу?

Может быть, встретиться в Израиле? Например, я позвоню папиной давней подруге Инне, попрошу у нее остановиться? Он встретит меня рано утром на старой каменной площади за рынком, наверняка ведь в Иерусалиме есть рынок. И мы побредем среди бесцветных от времени каменных дворов, будем заглядывать в древние колодцы, взбираться по узким лестницам на заросшие виноградом крыши… Нет! Инну я видела раз в жизни, неудобно — здрасьте, я ваша тетя! И потом у этого замечательного израильтянина там, наверняка, своя жизнь, свои заботы. И свои друзья, чтобы с ними гулять по Иерусалиму.

Знаю! Мы встретимся на конференции! Пусть будет настоящая международная конференция. И какая–нибудь нейтральная заграница, например, Германия. Мы приедем в старинный уютный университетский городок, Гейдельберг или Геттинген, где мостовые вымощены булыжником, герань свисает с широких подоконников и в полдень на старой площади бьют огромные резные часы. Под такими часами Иаков станет ждать меня, нетерпеливо и радостно поглядывая на башню, а я нарочно немного опоздаю и буду любоваться из–за угла этим нетерпением и этой радостью.

Нет! Лучше мы встретимся в Голландии, я так много читала про эту страну –