Женщина, которая легла в кровать на год - [71]

— Ну, мне пятьдесят, и я именно на столько и выгляжу.

— И как давно вы здесь живете?

— Двадцать шесть лет, — не стала скрывать Ева, думая: «Она когда-нибудь угомонится?»

— Барри сказал, что вы прикованы к постели. Это так ужасно.

— Нет, я не прикована к постели, и в этом нет ничего ужасного.

— Вы такая храбрая! А вашего мужа зовут Брайан?

— Да.

— А сколько ему лет?

— Пятьдесят пять.

В комнату вошла Ивонн и спросила:

— Не хотят ли твои гости освежиться, Ева? У нас есть чай, кофе, горячий шоколад и, конечно же, всякие прохладительные напитки. Думаю, я могла бы по-быстрому сообразить какие-нибудь легкие закуски.

Ева едва не спрыгнула с кровати, чтобы придушить Ивонн и сбросить ее с лестницы.

Барри и его подруга благодарно повернулись к Ивонн и хором сказали:

— Горячий шоколад.

От такого единодушия оба засмеялись, Барри усадил Ангелику на испачканный супом стул, сам примостился на полу, и оба уставились на Еву. Та откинулась на подушки. Ивонн неспешно спускалась по лестнице, не подозревая, что Ева считает секунды до того момента, как незваные гости окажутся по другую сторону входной двери.

Потом приключились тридцать пять томительных минут, начавшихся с того, что Ивонн протянула Барри и Ангелике чашки с обжигающе-горячим шоколадом, а гости тут же выронили их, едва прикоснувшись к раскаленному фарфору.

Коричневая лава расплескалась по ногам Барри и залила белые доски пола. Нейлоновые носки гостя мигом впитали обжигающую жидкость, и Барри завопил от боли. Ивонн засуетилась, пытаясь остановить поток захватывающего пол шоколада комком туалетной бумаги.

— Холодная вода! Опустите ноги в холодную воду! — кричала Ева, но никто ее не слушал.

Перекрывая стоны Барри и попискивание Ангелики, Ивонн вопила, тыча пальцем в Еву:

— Не виноватая я, в этой комнате вообще не на что поставить хоть что-нибудь! Зачем тебе понадобилось избавляться от мебели?

Ева попыталась остудить обличительный пыл, с улыбкой сказав:

— Подсказочка, Ивонн: когда снова соберетесь давать кому-то в руки фарфоровые чашки с кипятком, предварительно обеспечьте этих несчастных асбестовыми перчатками.

— Подсказочка, Ева? — заорала Ивонн. — Я тебе тоже подскажу! Лентяйкам, которые прохлаждаются в постели, целыми днями пялясь на собственный пупок, не стоит насмехаться над теми, кто занят делами! Лучше бы я осталась дома. Сегодня даже не моя очередь присматривать за тобой! Сегодня черед Руби! Но у твоей матери опять весьма кстати «разыгралась мигрень». А я, между прочим, жду посылку с Амазона! Там книга Алана Титчмарша «Когда я был мальчуганом», причем удалось разыскать первое издание с автографом! Теперь у меня будут все книги Алана. Я оставила в дверях записку курьеру, чтобы он положил посылку в угольную яму, — но ведь вполне может оказаться, что рассыльный не умеет читать по-английски!

— А что такое угольная яма? — встряла Ангелика.

— Такая яма, куда кладут уголь, — недружелюбно пояснила Ивонн.

— А вам разве не хочется спросить, сколько угольной яме лет? — съязвила Ева.

— И сколько же?

— В этом году исполнится шестьдесят.

Последовали несколько минут суеты: кто-то подтирал пол, кто-то снимал одежду и умащал обожженную кожу мазью, извлеченной Ивонн из огромной сумки. Пока Ивонн искала ночную рубашку достаточно большого размера, чтобы налезла на Барри, и застирывала носки и брюки пострадавшего, Ангелика принялась с ним беседовать, начав с сакрального:

— Сколько тебе лет, Барри?

— Тридцать шесть, — ответил он. — И не говори, что я выгляжу старше, — я и сам знаю. Все дело в ночном графике. Спать днем не получается. С одной стороны наяривает «Massive Attack», а с другой — что-то из классики. Я просил соседей сделать потише, но они оба сволочи. Этажом выше живет кто-то на высоких каблуках, а подо мной обитает постоянно гавкающий пес. Никогда не переезжайте в новостройки. Неудивительно, что я вконец отчаялся. Наверное, не постучись я к Еве, лежала бы сейчас моя голова в пакете из супермаркета, верно, Ева?

— Возможно, — не стала возражать Ева.

— Говорю тебе, эта женщина — святая. Кто еще откроет дверь безнадежному никчемушнику, каким был тогда я?

— Самаритяне? — пробормотала себе под нос Ева.

— Хорошо просто знать, что в этом мире существует неравнодушный человек, который вместо того, чтобы сладко спать, готов побеседовать ночью с незнакомцем.

Ева шепотом объяснила Ангелике:

— У меня не было выбора. Он вломился в дом силой.

— А во сколько это случилось? — пожелала знать Ангелика.

— В двадцать семь минут четвертого утра, — ответил Барри.

— И что вы почувствовали в первый миг, когда отчаявшийся незнакомец ворвался в вашу спальню? Тревогу, испуг, возмущение?

— Ну, определенно, я была удивлена.

— Она заслуживает медали или чего-то подобного.

— Значит, вы относите себя к сердобольным женщинам?

— Не совсем, — выдавила Ева, сердобольно мечтая стукнуть мучительницу по голове.

Каждый нерв натянулся от раздражения, гнев ворочался внутри, словно пробуждающийся от спячки медведь. Она попыталась отвлечься от реальности и переключиться на что-то другое. Вообразила, будто прогуливается по пляжу греческого острова. Слева искрится Эгейское море, а всего в нескольких шагах справа стоит роскошная вилла. Но спустя несколько секунд пришлось сдаться и вернуться в спальню, к прежней пытке.