Женщина, которая легла в кровать на год - [33]

Хо посмотрел на Брайана-младшего и пожалел, что сам он не такой высокий и симпатичный, как сосед. Хо хотелось бы иметь такие густые светлые волосы и ровные зубы. Как, интересно, получается, что дешевая одежда смотрится на Брайане-младшем так шикарно?

Если бы Хо был англичанином, то одевался бы как джентльмен. Твидовые пиджаки «берберри» и рубашки с Сэвил-Роу. Туфли от Черча. Родители купили ему одежду для учебы в английском университете, но выбранный ими гардероб оказался пролетарским. А в Лидсе было ой как нелегко носить футболку с символикой «Манчестер Юнайтед». Незнакомцы приставали к нему и обзывались. Как хорошо, что есть Поппи, которая его любит.

Хо сказал:

— Брайан-младший, могу я поговорить с тобой о деньгах?

— О деньгах? — недоумевающе переспросил Брайан-младший, словно впервые слышал это слово. Он ни дня в своей жизни не беспокоился о деньгах и полагал — был абсолютно уверен, — что однажды непременно станет богатым и независимым.

— Думаю, у тебя есть лишние деньги, — продолжил Хо. — А у меня нет никаких. Значит, если ты уделишь мне немного своих денег, мы оба станем счастливы, верно?

— Круто, — пробормотал Брайан-младший, повернулся и, красный от смущения, зашагал туда, откуда шел. Он не мог видеть унижения Хо.

Позже в дверь комнаты Хо постучали.

Это оказался Брайан-младший, сжимающий в кулаке банкноты. Он сунул деньги Хо и убежал в свою каморку.

Сев на кровать, Хо пересчитал купюры. Семьдесят фунтов. Это же ничтожно мало, практически ничто! На эти деньги Хо смог бы купить себе риса и овощей, но что насчет Поппи?

Как ей сказать, что у него больше нет денег на алчных английских врачей?

Глава 21

Ева была очарована своей белоснежной комнатой. Александр работал весь день, с утра до позднего вечера, крася белым потолок, стены и подоконник, а пол — в цвет яичной скорлупы. Ева попросила переставить кровать поближе к окну. Оттуда она видела дорогу до самых холмов, топорщащихся елями и оголенными кронами лиственных деревьев.

Когда Брайан вернулся с работы, запах краски витал по всему дому. Брайан обошел особняк, повсюду распахивая окна. Он открыл дверь помещения, которое теперь пытался привыкнуть называть «комнатой Евы», и на мгновение ослеп от сияющей белизны.

— Не входи! — воскликнула Ева. — Пол еще не высох!

Правая нога Брайана зависла над липким от краски паркетом, но он умудрился восстановить равновесие.

— Прости, — извинилась Ева.

— За что? — спросил муж.

— Я не хотела кричать на тебя.

— Думаешь, пара выкриков может причинить мне боль, когда ты уже разрушила и мою жизнь, и наш брак? — задыхающимся голосом возмутился Брайан.

Ему представился осиротевший Бэмби, и он чуть было не сорвался.

— Могу ответить тебе одним негромким словом, — отозвалась Ева и начала было произносить «Ти…», но осеклась. Ведь не поспоришь, что в теперешней тупиковой ситуации они оказались частично и по ее вине.

Она близко знала Брайана почти тридцать лет. Он стал частью ее ДНК.

Наконец муж сказал:

— Я жуть как хочу в туалет.

Он тоскливо посмотрел на дверь в санузел, но от вожделенной уборной его отделял поблескивающий свежей краской пол, словно смертельно-ледяная вода между двумя айсбергами. Ева дернула за шнур, выключая свет, и Брайан поспешил в общую ванную на нижнем этаже.

Ева повернулась к окну.

Почти полная луна освещала скелет клена, сбросившего листья на излете осени.

Брайан сидел внизу в гостиной. Что случилось с милым уютным домом, который так ему нравился? Он огляделся. Растения в горшках завяли, как и цветы, торчавшие из вонючей застоявшейся воды в вазе. Лампочки, когда-то золотистым светом озарявшие комнату, через одну перегорели. Вкручивать новые ни к чему — в такой обстановке, пожалуй, лучше обойтись без света. В камине не горел огонь, а разноцветные вышитые подушки, устроившись на которых он раньше смотрел вечерний выпуск новостей, пылились по обе стороны семейного очага.

Брайан перевел взгляд на семейное фото в рамке на каминной полке. Снимок из Диснейленда. Они заехали в Орландо после двух недель в Хьюстоне, и Брайан купил билеты в волшебную страну на целый день. Его немало разочаровал вялый отклик Евы и близнецов на сие известие, которое он сопроводил имитацией триумфальных фанфар.

В парке развлечений к ним подошел огромный Микки-Маус и писклявым голоском спросил, хотят ли они сфотографироваться на память об этом дне. Брайан с готовностью вручил зверушке двадцать долларов.

Они встали перед камерой, и Брайан сказал Еве и детям:

— Улыбайтесь пошире!

Близнецы обнажили зубы как испуганные шимпанзе, а Ева смотрела прямо перед собой, гадая, как Микки-Маус справится с фотоаппаратом, не снимая карикатурно больших четырехпалых перчаток.

Когда снимок был сделан, к ним притащился Гуфи, волоча ноги по горячему асфальту. Цедя слова сквозь щель между передними зубами, он обратился к Микки:

— Чувак, я на хрен увольняюсь.

— Эй, парень! Что, черт возьми, случилось? — удивился Микки.

— Эта гребаная сучка Золушка только что опять врезала мне по яйцам.

— Что вы такое говорите? — вмешался Брайан. — У меня тут дети!

— Дети? — пренебрежительно откликнулся Гуфи. — Да ты, на хрен, издеваешься! Это же натуральные старперы, англичашка. Да у них зубы как колотые камни!