Женщина и спасение мира - [76]
Мы стоим перед непостижимой тайной Того, Кто управляет временами и событиями, перед самым потрясающим деянием Того, Кто Безначален и Кто — начинается. Суть мариологического догмата заключается в событии рождения Бога. По Своему всемогуществу Бог может родиться как Бог и может умереть во Христе как Бог. Всякая формулировка этой тайны ее искажает, и здесь более, чем где бы то ни было, уместно апофатическое молчание[305]. Только Песнь Песней ее воспевает: "...крепка, как смерть, любовь" (Песн.8.6); она сильнее, чем смерть, и Бог это видит, а после Бога — те, кто для Него "свои".
Чем больше Бог очеловечивается и ставит человека на его собственный уровень, согласуя его с верным образом, тем больше обнаруживается необъятность мысли Бога о человеке, замысла человека как подобия Сущего. Вот почему Христос говорит: "...чашу Мою будете пить, и крещением, которым Я крещусь, будете креститься" (Мф.20.23). Все стекается ко Кресту, насажденному у порога новой жизни. "Крещение водой творит человека, в то время как крещение кровью обладает обеими силами: силой воды и силой нашего собственного участия"[306]. Церковь с особой любовью почитает мучеников — "любовь в действии" и называет их "ранеными Божественного Жениха"[307]. И именно из раны Пресвятой Девы ("И тебе самой оружие пройдет душу", Лк.2.35) рождается — от Духа Святого и Крови женский архетип. Для Пресвятой Девы Ее служение Женщины начинается в момент Благовещения, но архетипически оно восходит к Кресту и коренится в Нем[308]. Явный параллелизм тройного "да будет" раскрывается перед нами во всем своем значении. В Гефсиманской ночи раздается "да будет" Христа: Да будет воля Твоя (Мф.26.39); "да будет" Пресвятой Девы уже содержит в себе страдания Богоматери у подножия голгофского Креста[309]; трагические борения веры Иоанна Предтечи заставляют его пройти через огненное искушение, и слова Христа в ответ Иоанновым ученикам подтверждают его "да будет", свершившееся и запечатленное мученической смертью. Распятая вера этих трех архетипов предображает Крест Животворящий. Утверждение, содержащееся в словах "да будет", не является простым высказыванием, это — блестящая победа, одержанная в самом сердце над возможным отрицанием, победа, воплощенная в подвиге распятого Жениха и "раненых Божественного Жениха"[310].
2. Агиофания — явление святости, архетипическая полнота
Ориген в своих комментариях к четвертому Евангелию отмечает, что его духовный характер обусловлен тесной близостью и таинственным соответствием между святым евангелистом Иоанном и Пресвятой Девой. Присутствие Божьей Матери в собрании апостолов (Деян.1.14) замечательно изображено на иконах Сошествия Святого Духа и Вознесения. Для того кто умеет читать библейское повествование глазами святых отцов, это Присутствие излучает вселенскую радость, его свет ("свет рождшая") сияет вокруг основной тайны Церкви: Агиофании и Доксофании — проявления Святости и Славы. Воскресшая Пресвятая Дева свидетельствует о замысле Бога относительно Своего создания: совершенное единение человеческого и Божественного в первом обоженном человеческом существе. Именования Пресвятой Девы в богослужебных текстах выражают эту достигнутую полноту: "всемирная слава, от человек прозябшая", "небесная дверь", "небо", "храм Божества", "преграждение вражды разрушившая" (Догматик 1-го гласа). Именно для того, чтобы обожить Творение, и был создан мир; и в Пречистой Деве эта вселенская цель уже достигается: она является архетипическим Прообразом этого свершения мира. В своих догматических песнопениях Церковь активно настаивает на всемирном значении Богоматери:
"дверь спасения мира", "мир обнови во чреве Твоем всецел хвальный отцев Бог" (Воскресный канон, глас 1-й, песнь 7-я). Отдав Свою плоть Христу, Божья Матерь стала Ему "единокровной"[311], и в богослужебных текстах снова и снова объясняется тот факт, что именно в Ее плоти, данной Христу, все люди стали причастны Божественной природе Слова. Пресвятая Богородица Одигитрия[312] прокладывает путь Церкви в человеческом мире; Она есть "Дверь". Христос говорит о Себе, что Он есть "путь и дверь", поскольку Он — Богочеловек, и в этом смысле Он — единственный. Пресвятая Дева — первая; Она идет впереди человечества, и все следуют за Ней. Она рождает Путь и являет собой "верное направление" и "огненный столп", ведущий к Новому Иерусалиму.
Она первая проходит через смерть, ставшую бессильной, вот почему канон, который читается в час смерти всякого верующего, обращается к Ее материнскому заступничеству. "Во успении мира не оставила еси, Богородице," — поет Церковь, ибо в Ней мир уже становится "новой тварью". В архетипическом плане Святости как исполнения человеческого Божественной Ипостаси Христа соответствует человеческая ипостась Богородицы. Это и выражает иконография, когда рядом, в поле синоптического видения, помещаются две иконы: Вознесения Христа и Успения Пресвятой Богородицы. Бог, соделавшийся человеком, и человек, соделавшийся богом, — это иллюстрация святоотеческой максимы: Бог стал человеком, чтобы человек стал богом. Один богослужебный текст удачно это подчеркивает: "Радуйся венец догматов". Пресвятая Дева есть живой догмат, осуществленная Истина о твари. Успение и вознесение Божьей Матери на небо закрывает врата смерти; на небытии — печать Пресвятой Богородицы: сверху она наложена Богочеловеком, а снизу — первой воскресшей тварью.
