Женщина и спасение мира - [62]

• 8 • Заканчивая эту главу, надо дать хотя бы беглый обзор поэтического и философского творчества. Трубадуры и менестрели создали стиль и язык, обращенные к женщине. Луи Жилле хорошо описывает масштаб этого явления: "Выражая любовь через формы, принятые в области служения и рыцарского преклонения, они производят переворот, значение которого невозможно переоценить. Это настоящее моральное творчество... Это любовь, совершенно оторванная от темы продолжения рода. Женщина становится религией"[264].

Также ив Северной Италии, в Тоскании, во времена Данте, воспевают целомудрие как свет мира. Страсть поднимается на такую высоту, где идеал женщины сливается с поклонением Пресвятой Деве. В этом эзотерическом и мистическом кругу часто появляется Премудрость Божья, София, в виде вечной женственности. Гете скажет позднее: "Вечно женственное нас увлекает ввысь". У Данте женщина-Беатриче заменяет мужчину-Виргилия в качестве проводника; он заканчивает свой бревиарий любви — la Vita Nuova — обещанием воздвигнуть женщине такой литературный памятник, какой никогда ей не посвящался. Но эти высокие взлеты быстро приводят к чистой абстракции; живое женское существо исчезает в оторванных от действительности эфемерных построениях. Неизбежные падения и разочарования уже притаились у порога. Ересь катаров вносит мрачную манихейскую ноту. После войны с альбигойцами классическое и традиционное учение берет верх, и аскеты выступают против суетного прославления женщины. Поэты меняют регистр и с этого момента воспевают любовь, соответствующую классической морали. Мефре Эрменго закончит словами: "Кто поклоняется женщинам, тот поклоняется Сатане..."[265]. Один из последних трубадуров, Гиро Ригие, отождествляет прекрасную Даму поэтического воображения с Noire Dame — Царицей Небесной[266]... Однако поэзия трубадуров, куртуазная любовь Лангедока XII века оставляет глубокие следы, которые можно найти вновь в куртуазности и галантности XVII и XVII веков, в романах XIX века, в романтизме. "Врата адовы" для аскетов, у романтиков женщина становится "вратами небесными" и помещается в сферу чистого духа, становится чистой идеей. Мужчина проецирует ее в область трансцендентного: он трансцендирует себя, но также и женщину как живое существо, тем самым отказываясь от подлинного общения, от всякой взаимности. Кьеркегор говорит в In Vino Veritas (речь Виктора Эремиты): "Важно, чтобы мужчина избегал входить в положительные отношения с женщиной". В жизни мужчины ее роль состоит в том, чтобы появиться в благоприятный момент, когда она может пробудить в нем стремление к идеалу и к внутренней жизни, а затем будет лучше, если она исчезнет. "Не один гений стал гением, не один герой стал героем, не один поэт стал поэтом, многие святые стали святыми под влиянием девушки. Но кто стал гением, поэтом, героем или ученым под влиянием своей жены? Через нее становятся торговыми советниками, генералами, отцами семейств. Есть что-то действительно достойное сожаления в том, чтобы жениться, иметь детей, страдать подагрой, выдерживать экзамен по богословию, быть депутатом". Кьеркегор любит Регину; он любит в ней девушку — девушку вообще, абстракцию, что-то, что находится за ее пределами; и он отказывается жениться на ней. Он выбирает метафизический диалог, посредством которого достигает трансцендентного, и предпочитает этот диалог любым реальным взаимоотношениям между двумя живыми и конкретными любящими существами. Женщина усиливает творческие потенции мужчины лишь отрицательным образом. Вся поэзия есть обожествление женщины, но этот апофеоз относится к идее женщины, а не к женщине из плоти и крови. "Несчастье женщины состоит в том, что она в какой-то момент представляет собой все, а в следующий момент уже ничего больше не представляет, и никогда не знает точно, что она собственно означает как женщина". Эти слова Кьеркегора, быть может, сильнее, чем все, что написала Симона де Бовуар. Женщина представляет собой все в мире в тот момент, когда мужчине нужно видение, которое его наполняет, а затем она — ничто, не имеет никакой собственной ценности и даже не является человеческим субъектом, личностью. Кьеркегор ссылается на Платона и благодарит Бога за то, что он родился мужчиной, а не женщиной.

Экзегеза чаще всего понимает библейское повествование о творении в очень "мужском" смысле: женщина была создана для мужчины, она его дополняет в качестве служанки, помощницы, некого предмета. Ницше лишь делает из этой посылки логические выводы: "Женщина существует для отдыха воина". Метафизическое бегство Кьеркегора, страшная судьба Дон Жуана, сверхчеловеческое одиночество Ницше имеют своим результатом утилитарную мудрость Гете. Женщины сопровождают его всю жизнь и являются лишь инструментом для художественного творчества. Вполне конкретное существо поднимается в небо как блистающее светило, освещая своими лучами праздник, а затем наступает затмение. Бальзак в своей "Физиологии брака " отмечает: "Женщина — это рабыня, которую надо уметь возводить на трон". Кьеркегор довольно оригинально толкует Книгу