Жених и невеста - [2]

Не успела я отойти от этого дурацкого эпизода, как меня вызвал брат, у которого я живу. Объявил, что его начальник на химическом предприятии, наш земляк, собрался меня знакомить со своим то ли внуком, то ли племянником. Это было странно, но я, конечно, не возражала.

Меня забрали вечером у суда. За рулём был шофёр, а сам начальник брата расположился вместе со мной на заднем сиденье. Это был бодрый пожилой мужчина, на вид лет шестидесяти, но на деле разменявший уже восьмой десяток. Сканировал меня хитрющими глазами, выспрашивал про мою работу, а потом с упоением, то и дело хихикая про себя, зажурчал о своей. Можно было подумать, что он не отделом химического предприятия заведует, а волшебным лесом с единорогами.

Уже в ресторане, угощая меня царскими блюдами (запечённый под сырной шапкой язык, сваренная с коньяком взбитая телятина, осётр в лаваше и так далее, и тому подобное), дед вдруг разоткровенничался:

– Я за все свои восемьдесят три года ни разу не был влюблён.

Я поразилась:

– Ни разу? Но у вас жена, внуки!

– Ну и что, – лукаво прищурился он, – я женился только потому, что мама, упрашивая меня завести семью, начала снимать платок. Вы сами понимаете, позор для горца, если мать при нём разматывает платок. – Я понимала плохо, но он продолжал: – Смирился. Женился. И сколько же моей жене пришлось вытерпеть! Да я и до неё гулял.

И он поведал, как, будучи молодым, участвовал в качестве лётчика-истребителя в одном международном конфликте между арабами и евреями. Советы к этой операции официально отношения не имели и, чтобы хоть как-то замаскировать своё вмешательство, мобилизовали лётчиков из национальных республик. Именно для того, чтобы те переговаривались по рациям на своих языках, а чужая разведка принимала их за арабов.

– Как же вы друг друга понимали? – удивлялась я этой провальной затее. – Вряд ли кто-то ещё из лётчиков знал, например, ваш лакский. А если вы все говорили по-русски, то в чём смысл маскировки?

Но старик меня не слышал, он упивался воспоминаниями. На их военной базе в столовой работала некая Маша, писаная русская красавица. У Маши был жених из местных, но ей хватило одного-единственного вальса с моим стариком, тогда ещё бравым лётчиком, чтобы забыть жениха напрочь. Она ходила за ним по пятам, отравляя своей красотой, но он не сдавался.

– Перед самой моей демобилизацией, в последнюю ночь, Маша пришла ко мне и пролежала… Сейчас я могу спокойно об этом говорить… пролежала на моей кровати голая, умоляя принять её невинность. Но для меня это всегда было под запретом. Я никогда не портил девушек. Она понимала, что видит меня в последний раз, плакала, чуть ли не на коленях просила оставить ей на память этот подарок. Наутро я отправил её из своей комнаты в прежнем, нетронутом виде.

– Но вы её ужасно обидели! – вырвалось у меня. – Наверняка быть вот так вот отвергнутой – ужасная рана.

– Она потом мне в этом как раз призналась.

– Вы её встретили?

– Через двадцать семь лет в московском метро. Еду в вагоне, а напротив меня сидит грузная такая, побитая жизнью незнакомая женщина, смотрит на меня не отрываясь и плачет. Слёзы текут ручьями. Потом поезд остановился, она поднялась. Мне тоже нужно было выходить. Мы пошли друг за другом в одну сторону, к эскалатору. Двинулись через ступеньку, рядом: она выше, а я за ней. И тут она оборачивается и молча обнимает меня. Так мы до самого верха и простояли.

– Это была Маша?

– Да, по сравнению со мной она очень сильно изменилась. Мы завернули в кофейню и долго болтали. Она рассказала, что стала встречаться со своим женихом, и тот меня ненавидел. Пока не обнаружил после свадьбы, что жена девственница. Он же был, как и все, уверен, что я с ней гулял. Зауважал меня за сбережённую невесту. Поминал, оказывается, добрым словом. Но жизнь у Маши сложилась нехорошо. Ни любви, ни радостей. Тяжёлая работа, хозяйство. Муж запил. А вот если бы у бедняжки была та ночь, если бы я тогда поддался, она, кто знает, была бы счастливее.

Пока я слушала старика и ела, мне думалось, что он, конечно, преувеличивает. Пускает пыль в глаза. Что, кстати, довольно странно, учитывая его роль дедушки-свата. И где же в конце концов внук или племянник? Но никто не появлялся.

– Сколько вам лет? – спросил вдруг старик.

– Двадцать пять.

– Очень жаль, очень жаль. – Он изменился в лице, опуская глаза в тарелку. – Я хотел познакомить вас с внуком, но вы старше него.

Я ощутила едкую досаду не то на неделикатного старика, не то на брата, который не прояснил эту деталь гораздо раньше.

– И вообще, внук давно живёт с подружкой. Мне это не нравится, вот я и решил вмешаться. Но вы, к сожалению, на целых два года его старше. Засиделись в девушках.

Когда я на следующий день рассказала об этом брату, тот и сам на меня напустился:

– Конечно, он прав! Скоро на тебя никто не посмотрит!

– Не надо копировать свою маму, – вмешалась Люся.

Люся – это русская жена брата, отчего мои родители до сих пор на нервах. Перед свадьбой до самого последнего момента выжидали, не рассылали приглашения – вдруг сын передумает. Маме всё время чудится, что от чужих женщин добра не жди. Что её любимого сына бросят, облапошат, высосут из него кровь, вытянут жилы. К тому же Люся никак не рожала. Они с братом объездили всевозможных врачей, те хором твердили, что оба супруга в совершенном порядке, но забеременеть Люся всё равно не могла. Папина мама, моя бабушка, звонившая по этому поводу из нашего посёлка, заключила, что царя небесного нужно как-нибудь умилостивить, съездить за амулетом-сабабом