Жених и его невеста - [7]

Незаметно пришли в мастерскую Степана Евсеевича. Игорь решил побыть немного у него, чтобы убедиться, что сапожник, в самом деле, хороший человек, не сможет его обмануть и обязательно сделает санки. Он уже потрогал колодки, подобрал с пола два кусочка блестящей кожи. Он хотел, чтобы Оля и Валя видели, как он запросто разговаривает с ним о разных делах. «Ольга умрёт от зависти и страха», — подумал, и представил, как она умирает, и ему сделалось грустно. Он видел, как хоронят. Недавно осенью умерла Люба — тихая и красивая девочка. Он играл с ней, когда гостил у бабушки. Её семья жила за стенкой. Её папа ходил на работу в шинели и с большой саблей. Он много раз трогал саблю, когда тот спал. Люба не дразнилась, никого не обижала. Она жила, и зачем-то умерла. Он не мог понять зачем она это сделала. Он её не обижал. Очень любил с ней играть. Её положили в ящичек. Она лежала и не вставала. Игорю сделалось очень грустно, когда ему сказали, что пора проститься. Он не умел прощаться с Любой, но почему-то подошел и поцеловал её в лоб, который был гладкий и не тёплый. Чтобы как-то забыть свою печаль, обратился к сапожнику, но забыл его имя.

— Дядя, а почему взрослые говорят, что папа пропал без вестей? Врут же? Я — совсем не верю. Только что-то долго писем нет. Мама читала старые письма, но я понял, что-то не так.

— Бывает всяко — не до писем. И нельзя писать. Может, в госпитале. Я ж тоже долго не писал, когда по госпиталям меня возили. Пройдёт время, и он напишет. Я бы тоже писал, но некуда писать. Сожгли наше село. Тут я и остался.

Игорь узнал, что Евсеевич воевал на танке и несколько раз его подбивали. Последний раз танк загорелся, его вытащили подоспевшие танкисты. Вот почему он выглядит некрасиво. Руки у него тоже раненые и в шрамах. Но ловко работает ножом, вырезая из кожи подошву, выдаёт входящим железнодорожникам валенки и сапоги. Все его называют уважительно — Евсеевич. Никто не говорит — Степан.

Игорь увидел веник и принялся подметать пол, как он всегда делает у себя дома. Сора в мастерской мало. Никто не выстригает из старых журналов картинки, не пытается делать снежинки из конфетных фантиков. Он быстро навел порядок, сел в углу у печи и долго смотрел, как дядя Степан прокалывает шилом отверстия, потом зацепляет концом, на котором есть маленький крючок, дратву и осторожно протягивает чёрную от вара нитку. Он прикинул, что смог бы так работать, но не был уверен — получится ли ровным шов. У Ольги валенки продырявились. Она затыкает носок тряпкой, чтобы не попадал снег. Входят люди, замечают Игоря и даже пытаются с ним заговаривать, но он молчит и не берёт протягиваемые кусочки сахара. Сахар лежит на столике у топчана, где на узорном одеяле дремлет чёрный котёнок с белыми лапками.

— Не верь никому. Это те, кто не умеет ждать, придумывают невесть что, не разобравшись, пишут, что пропал без вести. Ты жди. Отец непременно приедет, — Евсеевич задумался, а потом добавил: — Скидывай катанки, я им техуход сделаю.

— Что-то он долго не едет. Война вся кончилась.

— Это говорят по радио, что кончилась, а война продолжаться будет долго. Ещё прячутся по лесам недобитые враги, устраивают диверсии, — говорил Евсеевич, выбрасывая из валенок стельки, которые мама вырезала, чтобы они закрыли проносившиеся пятки.

К вечеру Евсеевич закончил ремонт второго валенка. Его постоянно отвлекали, принося срочные работы. Игорь самостоятельно навощил короткую нитку и внимательно следил за руками мастера. Он уже решил сделать шило из гвоздя, которым можно прокалывать валенок, а дратву можно укрепить в большой иголке. Вот только где взять обрезки валенок, чтобы выкроить подошву для Ольгиных дырявых пимов? Спрошу у мамы. У Евсеевича не станет просить. Он и так много для него сделал, а ещё больше сделает. Зачем человека донимать пустяками? Это совсем не вежливо.

Можно заглянуть к маме в кассу, но не будет ей мешать, а пойдёт по линии домой, подбирая просыпавшиеся через паровозные колосники кусочки угля. Он затопит печь. Разогреет еду. Мама придёт в тёплую комнату, поест кишковой колбасы, попьёт горячий чай, заваренный сушеными тыквенными ломтиками, которые прислала бабушка. Ломтики можно есть так. Они вкусные, но бабушка их всегда заваривает в чай, добавляет душистую траву, которую называет — душица. Он оставил ей кусочек горького хлеба из Васиного колхоза. Она не должна сегодня ночью плакать.

Письмо

Всё утро он думал о предстоящем деле. Ждал, когда мама затопит печь, когда сварит остатки кишков ему на обед. Она всё сделала, а он лежал под одеялом не шевелясь, чтобы думала, будто спит. Уходя, мама два раз стукнула дверью в сенях. Он научил её, как делать, чтобы дверь закрывалась сама, и никто не мог войти и унести капусту из бочки, что стоит за дверью, около поленницы дров. Нужно поднять крючок вверх так, чтобы он стоял, как семафор. Потом тихонько выйти на крыльцо и ударить дверью. Крючок сорвётся и упадёт своим клювом в кольцо. Так Игорь закрывал комнату летом, после того как кто-то унёс навешенный замок. Сначала потерялся ключ. Он помнит точно, что положил под нижнюю доску крыльца, чтобы не потерять. Когда пришел, ключа не было на месте, замок висел открытым, хотя дома ничего не пропало. Кто же мог открыть замок, ведь никто не видел, куда прячет ключ. Даже Валька. Когда закрывает дверь, внимательно смотрит по сторонам, если кого-то замечает, то просто начинает играть в песке сам с собой. Люди уходят, дети убегают, он садится на крыльцо, а лишь потом подталкивает под доску незаметным движением ключ. Ключа не стало. Он навешивал замок, не закрывая его. Потом исчез и замок. Он внимательно посмотрел на крючок и попробовал сначала его дёргать ниткой. Не всегда получалось удачно. Однажды сильно ударил дверью, крючок упал точно в металлическое кольцо. Открыть, подняв его, можно изогнутой проволочкой, просунув её в щель двери. А ещё у него есть потайной лаз, которым он пользовался, когда мама закрывала его на замок, чтобы не утонул в ручье, чтобы не катался на вагонетках на старом кирпичном заводе, чтобы не залезал с братьями и ихними друзьями в тамбуры вагонов или платформ, которые таскает по путям маневровый паровоз серии «ОВ», но все на станции зовут его «овечкой», потому что у него несерьёзный блеющий гудок. Строго и басовито гудят «эЛки» — «Лебеди», «эРки» и «эСки», но как гудят «ФЭДэ» — огромные паровозищи — заслушаешься. Так громко иногда сигналят «ИСы». Игорь знает все «паровозные» буквы, помнит как звучат гудки локомотивов той или иной серии.