Жена тигра - [8]

— Что же это за место такое? Зачем он туда отправился? Чтобы умереть? — продолжала вопрошать бабушка, голос которой слегка охрип от крика и начинал дрожать.

— Я не знаю, бабуля, — сказала я. — К сожалению, я вообще не знала о том, что он собирался куда-то ехать.

— Ничего бы и не случилось, если бы вы не врали! Вам ведь обязательно надо было врать, вечно вы с ним о чем-то шептались, а потом он врал, ты тоже… — Было слышно, что мать попыталась забрать у нее трубку, но бабушка резким «нет!» пресекла эти попытки.

Я заметила, что Зора вылезла из машины, неторопливо потянулась, оставила сумку-холодильник на полу, возле пассажирского сиденья, и захлопнула дверцу. Цыганята, прислонившись к заднему бамперу, курили по очереди, передавая сигарету друг другу.

— Ты уверена, что дед никакой записки не оставил? — поинтересовалась я, и бабушка с подозрением переспросила, о чем идет речь. — Ну, просто записки, — сказала я. — Любой. Ты ничего такого не находила?

— Нет. Я же тебе сказала: ничего не понимаю. Почему ты спрашиваешь? — насторожилась она.

— А что дед тебе сказал, когда уезжал?

— Что поедет к тебе.

Теперь уже насторожилась я. Интересно, кто и что мог об этом знать? Много ли вообще было кому-то известно о намерениях моего деда? Он явно рассчитывал на многолетнюю привычку, издавна сложившуюся в нашей семье. Мы обманывали друг друга насчет своего здоровья и прочих неприятностей, щадя чувства близких и стараясь не давать им поводов для страхов и опасений. Например, в тот раз, когда моя мать сломала ногу, упав с крыши лодочного сарая в Веримово, мы с ней позвонили домой и сказали, что немного задержимся, потому что наш дом слегка затопило. Когда мою бабушку положили в кардиоклинику в Стрековаце, чтобы сделать ей операцию на открытом сердце, мы с матерью, пребывая в счастливом неведении, отдыхали в Венеции, а дед лгал нам по телефону, что все в порядке. Слышно было настолько плохо, что это уж точно мог быть лишь наш городской телефон, и никакой другой. Потом он вдруг заявил, что решил свозить бабушку на целебные источники в Люцерну.

— Ты мне скажи номер телефона той больницы в Здревкове, — попросила я.

— Зачем? — Бабушка все еще была исполнена подозрений.

— На всякий случай.

Отыскав в кармане какой-то смятый рецептурный бланк, я прижала его к стеклу телефонной будки. Вместо карандаша, правда, нашелся лишь какой-то замусоленный огрызок — явное влияние деда, это он привык использовать карандаш до тех пор, когда его уже и в пальцах-то удержать трудно.

Записывая номер телефона, я увидела, что Зора машет мне рукой, указывая в сторону Боро с его бифштексами. Затем, с отчаянием оглядев длинную очередь, она по бровке обошла грязную колею и встала за голубоглазым солдатом, которому на вид было лет девятнадцать, не больше. Парнишка окинул ее взглядом с головы до ног, потом тоже, правда исподтишка, то и дело поглядывал на мою приятельницу, пока Зора что-то ему не сказала. Ее слов мне, разумеется, слышно не было, но громовой хохот, которым разразились солдаты, стоявшие рядом с голубоглазым юнцом, я отлично расслышала даже в закрытой телефонной будке. Уши у мальчишки стали совершенно малиновыми. Зора быстро и удовлетворенно глянула на меня и продолжила как ни в чем не бывало стоять, скрестив руки на груди и внимательно изучая меню, написанное мелом на доске. Чуть ниже висела картина, на которой была изображена корова в пурпурной шляпке, очень похожая на ту, что паслась у дальнего края стоянки, привязанная к колышку.

— Вы сейчас где, девочки? — спросила бабушка.

— К ночи должны до Брежевины добраться, — сказала я. — Сделаем детям прививки и сразу обратно. Обещаю, что непременно постараюсь послезавтра вернуться. — Бабушка молчала. — Обязательно позвоню в ту больницу в Здревкове, — прибавила я. — Если туда можно будет заехать по пути домой, то я, конечно же, это сделаю и заберу дедовы вещи. Ты меня слышишь?

— Я все-таки не понимаю, каким образом получилось, что никто из нас ничего не знал. — Она явно ждала, что я признаюсь, вздохнула и продолжила: — Ты мне опять врешь. Ты-то наверняка все знала.

— Ничего я не знала!

Но ей, конечно, хотелось, чтобы я заявила, например: да, я заметила кое-какие симптомы, но не обратила на них внимания. Мол, мы с дедом поговорили об этом, и он меня успокоил. Сейчас я могла сказать все, что угодно, лишь бы ей не было так страшно от мысли, что дед, живя вместе с нами, чувствовал себя совершенно одиноким и без нашей помощи сражался со смертельным недугом.

— Тогда поклянись! — потребовала бабушка. — Поклянись моей жизнью, что ничего не знала.

Теперь выдержать паузу пришлось мне. Она молчала и ждала моей клятвы. Поскольку ничего так и не прозвучало, бабушка вдруг обычным голосом сказала:

— Там, должно быть, страшная жара. Вы, девочки, воды-то пьете достаточно?

— Да, у нас все в порядке.

Бабушка еще помолчала и посоветовала:

— Когда будете есть мясо, проверяйте, чтоб внутри розовым не было.

Я сказала ей, что очень ее люблю, и она первой прервала разговор, не прибавив больше ни слова. Я еще несколько минут прижимала к уху молчавшую трубку, а потом позвонила в больницу города Здревкова. Если то или иное селение находится у черта на куличках, это ясно сразу. Чтобы туда дозвониться, нужна целая вечность, а звук такой далекий и невнятный, словно ты с тем светом разговариваешь.