Жена солдата - [86]

Открываю большой старый сундук, запах камфоры щекочет нос. Нахожу наволочки и скатерти, которые привезла с собой, когда вышла замуж. Лен слишком хорош для ежедневного использования, и каким-то образом они так и остались здесь. Я совсем забыла о них. На дне сундука нахожу зеленую бархатную портьеру, которая когда-то висела перед входной дверью для защиты от сквозняков.

Встряхиваю и расправляю ее. Насыщенный нефритовый цвет, напоминающий воду на глубине в жаркий летний день, как в Пети-Бо, где море плещется у подножия утесов. Этот цвет прекрасно подойдет Бланш. Уверена, она сумеет что-нибудь сшить. Сама я в шитье абсолютно безнадежна: любой кусок материи в моих руках становится непослушным, словно живет собственной жизнью. Но Бланш прирожденная портниха.

Отношу портьеру вниз и прикладываю к лицу Бланш.

— Этот цвет тебе очень идет, — говорю я.

— Я могу ее взять? Правда-правда?

— Конечно. Я повешу ее, чтобы выветрился запах нафталина.

— Но что же мне сшить?

Мы роемся в моих швейных принадлежностях из комода. Копаемся в спутанных, разноцветных мотках ниток и лоскутов яркой шерсти. Находим простую выкройку элегантного приталенного жакета, которую я привезла, но никогда так и не использовала. На девушке-модели наряд смотрится роскошно, она выглядит, как состоятельная молодая женщина. Так молоденькие девушки выглядели до войны.

Бархатная шляпка цвета чернослива игриво надвинута на один глаз. На ногах у модели красовались тонкие и изящные туфельки. Эту девушку можно было представить в каком-нибудь роскошном отеле у барной стойки с сигаретой в длинном мундштуке и бокалом «сайдкара»[6] в руке.

Бланш заглядывает мне через плечо.

— Вот именно так я и хочу выглядеть, — говорит она.

* * *

Бланш усердно шьет каждый вечер. Спустя пять дней жакет готов. Она надевает его и идет в гости к Селесте. Цвет жакета оттеняет ее карамельные волосы и идеально ей подходит. Так неожиданно, но она выглядит повзрослевшей… она больше не девочка. Ее красота ослепляет меня.

— Выглядит потрясающе, — говорю я.

— Да, — соглашается Бланш.

Когда она уже собирается уходить, мы слышим велосипедный звонок, доносящийся из переулка. Иду открыть дверь. Это Джонни с подарком от Гвен: мешком белокочанной капусты и капусты листовой. Сегодня он как никогда суетлив. Джонни почти натыкается на Бланш, когда входит в дом.

— Ой, — произносит он.

Я замечаю, как он смотрит на нее: широко открытыми глазами, ошарашенно, словно он никогда раньше и не видел ее толком. Бланш тоже замечает его взгляд. Она смущена, ей даже несколько неловко в присутствии этого мальчика, с которым она когда-то вместе играла. Яркий румянец заливает ее лицо и шею. Оба молчат и не улыбаются.

Позже, когда она возвращается домой перед самым началом комендантского часа, я вспоминаю этот небольшой инцидент.

— Как жаль, что вы с Джонни больше не видитесь, — говорю я ей, особенно не задумываясь. — Помнишь, как вы играли вместе, когда были детьми? Вы часами носились по лесам. И я никогда не забуду тот день, когда вы устроили на веранде гонки улиток… Вы были, как Милли с Симоном…

Бланш пристально смотрит на меня, она не улыбается. Я понимаю, что выбрала неверный тон.

— Это было сто лет назад, мам, — равнодушно говорит она.

Жакет все еще на ней. Бланш подходит к зеркалу в гостиной и любуется на себя. Она поднимает волосы, раздумывая, как они будут выглядеть заколотыми наверху, открывая ее изящную белую шейку. Несколько светлых прядей свисают по бокам. Она похожа на желтый цветок на тонком стебельке, который поворачивается к солнцу. Приняв очередную позу, она улыбается своему отражению и гладит лацкан жакета.

— Неделю назад это была всего лишь старая портьера.

Я любуюсь ею, восхищаюсь тем, что она сделала из давно забытой вещи такую прелесть.

* * *

Волосы Гюнтера совсем побелели. Когда я это замечаю, — как всегда, когда понимаю, насколько отразились на нем прошедшие годы, — то думаю, что же он видит, когда смотрит на меня? Мои волосы по-прежнему темные, без признаков седины, но когда я случайно ловлю свое неулыбчивое отражение в зеркале, то вижу в своем лице какую-то новую суровость: крепко сжатые губы, нахмуренный лоб, как будто меня окружают трудности и я все время вынуждена защищаться.

Так что я стараюсь не смотреть в зеркала. Наша любовь теперь стала спокойнее, нежнее. Иногда мы просто засыпаем в объятиях друг друга, как давно женатая пара. Я благодарю судьбу за него, за его присутствие в моей жизни, в моей постели. Так легче переносить все происходящее.

Мы продолжаем получать новости о войне посредством радиоприемника, который мама Селесты прячет в одном из гробов мистера Озана. Бланш рассказывает нам про битву за Сталинград. Немецкая армия находится в городе, она окружена, но не сдается.

Я расспрашиваю Гюнтера.

— Что происходит в Сталинграде?

Вижу, как застывает его лицо, напрягаются мышцы вокруг рта.

— Это настоящий ад на земле, — говорит он. Я слышу отголоски страха, который всегда появляется в его голосе, когда он говорит о России. — Даже собаки и крысы покинули город, остались только люди. Говорят, что горит даже река. Там нет ничего, кроме огня и смерти…