Жена солдата - [78]

— Мне нечего вам предложить. Разве что воды, — говорит она. — Простите.

— Воды достаточно, — отвечаю я.

Сажусь за отлично выскобленный стол. Она наполняет два бокала водой из-под крана. Не знаю, с чего начать.

— Я насчет Симона… вернее Милли и Симона.

— Я так и думала. — Она печально улыбается. — С Симоном всегда так, никогда нельзя быть уверенной, что он выкинет в следующий момент. Знаете, я очень люблю своих мальчиков, но с девочками таких проблем нет. Иногда я очень завидую тем матерям, у которых девочки.

— Я совсем не имею в виду ничего плохого, — быстро говорю я, желая ее успокоить. — Просто я кое-что узнала… — Потом добавляю, когда вижу, с каким нетерпением она на меня смотрит: — Симон для Милли очень хороший друг. Они такие милые, когда вместе.

— Симон любит Милли, — говорит Рут.

Ее голос робкий, неуверенный. Она стоит в струящемся свете, падающем на нее сзади из окна. Рут словно растрепанный, встревоженный ангел с золотистым ореолом волос.

— Он говорил вам, чем они занимаются? — спрашиваю я.

— Он никогда мне ничего не рассказывает, — улыбается Рут. — Только то, что собирается жениться на Милли.

— Он говорил вам о призраке?

Она стоит совершенно неподвижно. Улыбка испаряется с ее лица.

— Нет, не говорил.

— Милли все твердила о призраке в сарае мистера Махи, — объясняю я. — Там они встретили призрака.

Глаза Рут широко распахиваются. Она сразу все понимает и резко садится за стол.

— И вы ходили посмотреть на этого призрака, коим он не оказался? Это был один из тех бедолаг? — говорит она.

Я киваю.

Вижу, как по ее лицу пролетает любопытство и страх, и даже некоторое удивление.

— Они подружились с ним. Таскали ему еду, — говорю я.

— О Господи. Я и понятия не имела… О Господи. Мне пришлось отругать Симона, потому что замечала, что пропадает хлеб. Но я думала, он сам его съедает. — Она выглядит виноватой. — Мне не следовало его ругать… если бы я только знала. Я чувствую себя такой ужасной. Он пытался сделать что-то хорошее, а в ответ получал лишь шлепки…

— Я сказала Милли, чтобы они так больше не делали. Попросила, чтобы она сказала об этом и Симону. Я сама сейчас кормлю этого человека. Для детей это небезопасно.

На ее лицо набегает тень.

— Но и для вас тоже, — говорит Рут. Она перегибается через стол и касается моей руки теплым пальцем. — Будь осторожна, Вивьен. Я хочу сказать, разве в соседнем доме не обитают немцы? Симон мне рассказывал.

— Да.

— Будь осторожна. Ради Бога…

До меня доходит, что она предупреждает меня так же, как я когда-то Джонни. От этой мысли по коже пробегает легкий озноб.

— Сделаю все возможное, — непринужденно отвечаю я.

— Спасибо, что пришли, — говорит Рут. — Я поговорю с ним. Если честно, я очень расстроилась, увидев вас здесь. Подумала, вы скажете, что не хотите, чтобы дети больше играли вместе. — Она рассеянно пробегает рукой по ореолу золотистых волос. — Сердце Симона было бы разбито.

— Что ж, все хорошо…

— Я никогда не знаю, что он выкинет, — говорит она. — Он одно время дружил с Дженни ле Пейдж. Она всегда выглядела красиво, а однажды умудрилась упасть в кучу сажи и измазать свое воскресное платье. — На лицо Рут пробирается легкая насмешка. — Он пытался отстирать ее платьице водой из-под крана. Конечно, ничего у него не получилось. Ее мама больше не разрешила им играть вместе.

— Мне нравится, что они играют вместе, — говорю я.

— Знаете, — задумчиво говорит она, — я немного горжусь ими, а вы? Что пытались хоть так, но помочь. Сердца у них там, где надо. Мы старались, чтобы Симон вырос добрым. Это лучшее, что мы можем, разве нет? В мире и так много ужасных вещей. Все, что ты можешь, быть добрым… Вивьен будь осторожна.

Глава 62

Он ждет меня и встает, когда замечает.

— Вивьен, вы пришли.

— Да. — Кладу свою руку на его. — Конечно.

Мы молча идем по полям в Ле Коломбьер. Сегодня какой-то оперный закат: небо окрашено в пурпур и позолоту, но в лесу и возле изгороди собирается тьма.

Кирилл умывается, моет руки в раковине и ест суп, который я приготовила. Мы с Милли сидим рядом.

Когда он почти доедает вторую порцию, то запрокидывает голову назад и выпивает все до последней капли. Потом, глубоко вздохнув, отставляет тарелку.

— Спасибо. Спасибо, Вивьен.

Зажигаю две сигареты, одну отдаю ему. На разговоры остается мало времени, он скоро уйдет.

— Откуда вы родом, Кирилл? Где ваш дом? — спрашиваю я его.

— Далеко, — отвечает он. — Моя страна называется Беларусь. Она граничит с Россией. Возможно, вы о ней слышали?

Я не слышала, но было бы невежливо в этом признаться. Киваю.

— Я жил в деревне. Она мне постоянно снится.

Некоторое время мы сидим молча, на нас падает отблеск заката. На краю тишины слышны звуки: насекомое с прозрачными крылышками у окна, настойчивое тиканье часов.

— Расскажите нам о вашей стране, — прошу я.

— В лесу очень много берез. — Он говорит медленно, подыскивая слова. У него все тот же странно высокий голос. — Березы и маленькие речушки. Там очень тихо. Наши дома сделаны из дерева, а на крышах домов гнездятся аисты. — Его глаза смотрят куда-то вдаль, словно он видит то, о чем рассказывает. — Там мое сердце.

— Звучит так, словно это дивное место.