– Насколько давно?
– Около четырнадцати лет. Я тебя первый раз увидела, когда мне было шесть.
– Господи. Ты меня часто видела? Или всего несколько раз?
– Последний раз, когда я тебя видела, ты велел мне принести это на ужин, когда мы встретимся снова. – Клэр показывает мне бледно-голубой девчачий дневник. – Так что вот… – Она протягивает мне дневник.– Держи.
Открываю его на странице, заложенной газетным обрывком. Страница, в правом верхнем углу которой притаились два коккер-спаниеля, размечена датами. Начинается все 23 сентября 1977 года и заканчивается через шесть маленьких голубых страниц со щенками 24 мая 1989 года. Там сто пятьдесят две даты, которые с величайшим старанием синими чернилами, по всем правилам, вывела детская ручонка.
– Это ты составила список? Тут все правильно?
– Если честно, это продиктовал мне ты. Несколько лет назад ты сказал, что выучил эти даты наизусть. Поэтому не знаю, все ли здесь совпадет с действительностью; ну, это кажется чем-то вроде ленты Мёбиуса. Но все точно. С помощью списка я узнавала, когда приходить в долину, чтобы тебя встретить.
Появляется официантка, и мы делаем заказ: суп из кокосового молока для меня и блюдо с острым чили для Клэр. Официантка приносит чай, я разливаю его по чашкам.
– Что такое «долина»? – Я чуть не подпрыгиваю от возбуждения.
Я никогда никого не встречал из своего будущего, особенно творение Боттичелли, которое виделось со мной сто пятьдесят два раза.
– Долина – это часть участка моих родителей в Мичигане. Там с одной стороны леса, а с другой – дом. Где-то в середине есть поляна примерно десяти футов в диаметре, а на ней – большой камень, и если ты на поляне, то из дома тебя не видно, потому что там пригорок, а поляна внизу. Раньше я там играла, потому что любила бывать одна, и думала, что никто не знает, что я там. Однажды – я была тогда в первом классе – я пришла домой после школы и пошла на поляну, а там был ты.
– Ага, абсолютно голый, чего доброго, меня еще и тошнило.
– Если честно, ты казался вполне спокойным. Я помню, что ты назвал меня по имени, и еще помню, что ты очень эффектно исчез. Теперь я точно знаю, что ты там бывал и раньше. Думаю, впервые это случилось в восемьдесят первом году; мне было десять. Ты таращился на меня и повторял: «Господи». А еще тебя, казалось, ужасно беспокоило, что ты голый, но я постепенно совсем привыкла, что этот взрослый голый дядька необыкновенным образом появляется из будущего и требует одежду, – тут Клэр улыбается, – и еще еду.
– Что смешного?
– Долгие годы я тебе готовила абсолютно дикие блюда. Арахисовое масло и сандвичи с анчоусами. Паштет и свекла на крекерах «Ритц». Думаю, с одной стороны, я хотела увидеть, изобрету ли что-нибудь, от чего ты откажешься, а с другой – старалась произвести на тебя впечатление своими кулинарными талантами.
– Сколько мне было лет?
– Думаю, самое большее из того, что я видела, – сорок с чем-то. Не уверена насчет самого молодого возраста – может, около тридцати? А тебе сейчас сколько?
– Двадцать восемь.
– Ты мне сейчас кажешься таким молодым. Последние несколько лет я видела тебя в возрасте около сорока, и казалось, что жизнь у тебя не сахар… Трудно сказать. Когда ты маленькая, все взрослые кажутся такими большими и старыми.
– И что мы делали? Там, в долине? Я так понимаю, мы там много времени проводили.
– Мы много чего делали,– улыбается Клэр.– Все зависело от моего возраста и от погоды. Ты мне часто помогал с домашними заданиями. Мы играли. А чаще всего мы просто болтали обо всем. Когда я была совсем маленькая, я думала, что ты ангел; я задавала тебе много вопросов о Боге. Когда я стала подростком, то пыталась тебя соблазнить, а ты не поддавался, и поэтому, конечно, мне тебя хотелось еще сильнее. Думаю, ты опасался, что сексуально к себе привяжешь, что ли. В какой-то степени ты был таким по-отцовски заботливым.
– Ух ты! Может, это было благородно с моей стороны, но сейчас мне не очень хочется быть заботливым папочкой.
Наши взгляды встречаются. Мы оба загадочно улыбаемся: еще бы, у нас общая тайна.
– А как же зимой? Зимы в Мичигане – не сахар.
– Я тебя украдкой в дом приводила, в подвал; в доме был большой подвал, там было нескольких комнат и такой чулан с топкой в углу. Мы называли его читальным залом, потому что там складывали все старые журналы и ненужные книги. Как-то раз была пурга, и никто в школу не ходил, и на работу тоже, и я думала, что с ума сойду, пока достану тебе поесть, потому что в доме почти ничего не осталось. Этта как раз собиралась за продуктами ехать, когда разразился буран. И ты целых три дня читал старые «Ридерз Дайджест» и жил на сардинах и лапше из пакетиков.
– Острые блюда. Интересно будет попробовать.
Нам приносят заказ.
– Ты когда-нибудь училась готовить?
– Нет, не скажу, что я умею готовить. Нелли и Этта всегда злились, когда я начинала возиться на кухне. Единственное, что мне разрешалось, это колы себе налить. А с тех пор как я переехала в Чикаго, готовить мне не для кого, так что нет стимула экспериментировать. Обычно я слишком занята в колледже, и вообще, поэтому ем я здесь.
