Жена пРезидента - [2]

– Саши! Ну-ка, посмотрите на меня, оба!

– Может, нам еще «чииз» сказать? – дружески огрызнулся муж.

– Скажите «съеееезд»! – заржал Давид, «фирменным» движением убрав со лба прядь черных кудрей.

Саша с мужем послушно уставились на Давида. Театрально хлопнув себя по загорелому лбу, он воскликнул:

– Вы только посмотрите, как похожа у них верхняя часть лица! Глаза и брови! Нет, вы видите?

Все дружно посмотрели на Александра и Александру.

– Слушайте, и правда! Реально похожи! – согласились многие.

– И что? Что нам за это будет? – спросил Александр, разглядывая, словно в первый раз, лицо жены.

– Длинные, изящные брови, такие как у вас, указывают на человека с заметной способностью к долголетию, хорошей репутации и процветанию. Человека, который находится в гармонии со своим окружением, получил богатое наследство, но несклонен к радикальным переменам. Женщина с такими бровями будет несчастлива в замужестве, однако, имея незаурядные способности, в случае провала с замужеством, может вести решительную, независимую жизнь, – проговорил как по написанному Давид.

Александр снисходительно улыбнулся, сжав Сашину руку.

– Слушай, брат! Я с утра волос выдернул из носа. Это, случайно, не грозит глобальной катастрофой?

– Ой! Давид! Ну откуда ты все знаешь! – влюбленно пропела очередная Давидова подруга с пухлыми губами цвета коктейля «Красный камикадзэ». – А глаза? Про глаза скажи!

Давид с загадочным лицом объяснил:

– У Александра – по древнекитайской классификации – глаза Дракона. Крупные, с веками красивой формы. Радужные оболочки четко очерчены, с живым блеском. Это глаза человека властного и авторитетного. Глаза дракона – это глаза правителей и выдающихся политических деятелей. А у Александры, – соответственно, – глаза жены дракона.

– Давид, классификация формы глаз по принадлежности к животным – это всего лишь приближение, принятое еще Аристотелем около двух с половиной тысяч лет назад. Отнюдь не аксиома, – ответил Александр.

Но Саша видела, что слова Давида были приятны мужу…

Давид прав. Они с мужем и вправду были похожи. Похожи и очень близки…

Они были женаты всего полгода, и еще несколько недель назад держались за руки и говорили, как любят друг друга, нежно смотрели в такие родные, такие похожие глаза и твердили: «Малыш, милая…» Еще вчера счастье казалось бесконечным.

Вчера и сегодня… Эти два дня порой кажутся почти не отделимыми, и все же между ними целая вечность, играющая с бледным светом на идеальном потолке. Человека, который вчера шептал: «Милая», – сегодня рядом больше нет. Он есть где-то, он просыпается в другой кровати, и нет больше никого на свете, кому бы хотелось сказать «малыш», и нет ни одного человека, от которого хотелось бы это услышать. И всё. Больше ничего страшного не случилось. Такой вот пустяк… И он способен подломить под ней каблуки, на которых она всегда так уверенно стояла, и привести всю ее жизнь в состояние сломанного механизма. И это «страшное» бессмысленно облекать в словесную форму, потому что тогда оно теряет весь свой вес, но боль от этого становится только острей.

Недавно Саша видела картину, на которой красивая молодая женщина держит нож, целясь себе в живот. На ней был строгий чёрный наряд, выдающий своей стилистикой жительницу Востока. Ее глаза горели, очертания ее тела были прекрасны, черные распущенные волосы обнимали её за плечи, словно пытаясь отвести нож от нежной кожи. Ей было совершенно не понятно, как эта воплощенная в жизнь красота может производить такие действия?

Точка на потолке, с которой она не могла сдвинуть взгляд, втолковывала Саше, что заставило ту женщину захотеть умереть. Сегодняшним неподъемным утром, с его бодрым солнцем и голубым небом, настоящая любовь к мужчине для нее выражалась только одним словом – смерть. Смерть ее как личности, как женщины, как человека, способного жить… Счастье, эйфория, восторг – не настоящие чувства. Настоящие – боль, растворение, уничтожение. Это ощущение было ясным, четким и холодным с первой секунды, как только она увидела глаза своего будущего мужа.

Ошибиться было нельзя. От первого взгляда она почувствовала первую боль и с этого дня начала умирать. Умирать не в физическом смысле слова, а растворяться, стираться, исчезать, переводя на язык её души – любить… Ничто другое, что с ней происходило раньше, не могло называться словом «лю-БО-вь», таким увесистым, объемным, выражающим самую суть и вмещающим столько БО-ли…

Саше было тридцать, когда она встретила ЕГО. Она уже внутренне съеживалась, слыша порой в свой адрес безвозрастное, шипящее «женщина». Ее жизнь меняла свои картины медлительно, как кинофильм казахского режиссера о жизни соплеменников.

Сначала действие развивалось в тесной двухкомнатной квартирке в отдаленном московском районе, бывшей деревне, проспавшей назначение «городом». Потом в институте на экономическом факультете, где девчонки-провинциалки мечтали скорее выйти замуж, потом в отделе статистики торговой конторы с желтыми стенами и женским коллективом, разочаровавшимся в замужестве…

Саша ни с кем не сближалась. Бесконечные разговоры о сериалах, о способах приготовления еды и похудении проплывали мимо нее. Мимо проплывали и переживания по поводу того, что годы идут, а она все ждет неизвестно чего. Как-то ей попала в руки папка с личными делами сотрудников. И она прочла в своей: «Пронина Александра Анатольевна. Специалист отдела договоров и статистики… Не замужем…»