Жена пилота - [3]

 Вы работаете в авиакомпании? — в свою очередь спросила Кэтрин.

 Сбросив пальто, мужчина снял пиджак, накинул ей на плечи. С его помощью Кэтрин смогла просунуть руки в рукава. К ее удивлению, ткань оказалась теплой и шелковистой.

 Нет. Я из профсоюза.

 Кэтрин медленно кивнула, лихорадочно пытаясь постичь смысл происходящего.

 Меня зовут Роберт Харт, — с опозданием представился мужчина.

 Она снова кивнула и глотнула воды. Пересохшее горло отозвалось тупой болью.

 Я приехал помочь вам, — сказал Роберт. — Будет трудно. Ваша дочь здесь?

 Вы знаете, что у меня дочь? — спросила Кэтрин и, лишь произнеся эти слова, поняла, что по-другому и быть не может.

 Вы не против, если я сообщу ей о случившемся? — поинтересовался он.

 Кэтрин отрицательно покачала головой.

 Жены пилотов всегда говорили, что профсоюз будет первым, — сказала она. — Мне разбудить Мэтти?

 Роберт Харт быстро взглянул на циферблат часов, затем на Кэтрин, словно соображая, сколько времени у них в запасе.

 Подождите. Успокойтесь. У нас еще есть время.

 Тишину кухни разорвала трель телефонного звонка. Роберт не раздумывая поднял трубку.

 Без комментариев, — сказал он. — Без комментариев… Без комментариев… Без комментариев…

 Опустив трубку на рычаг, Роберт Харт почесал затылок. Кэтрин обратила внимание на то, что пальцы и кисти его рук слишком большие для человека его сложения.

 Она смотрела на белую в серую полоску рубашку, а видела объятый пламенем самолет, несущийся в небесах.

 Как бы ей хотелось, чтобы представитель профсоюза сейчас повернулся к ней и, извинившись, признался, что ошибся. Это был не тот самолет, а она — не та миссис Лайонз, чей муж погиб. Если бы чудо произошло, она бы почувствовала себя на седьмом небе от счастья.

 Но реальность была безжалостна и груба.

 Может, вы хотите, чтобы я кому-то позвонил? — обратился к ней Роберт. — Кому-то из ваших близких.

 Нет… Да… Нет… — помедлив, отрицательно покачала головой Кэтрин.

 Она была еще не готова принимать соболезнования подруг.

 Невольно ее взгляд упал на тумбу под раковиной кухонной мойки. Что в ней? «Каскад». «Драно». «Пайн сол». Черный крем для обуви Джека. Женщина закусила щеку и оглядела кухню. Потрескавшийся сосновый стол. Покрытая пятнами плита. Молочно-зеленоватый кухонный шкафчик. Всего лишь два дня назад ее муж чистил здесь свои туфли. Его нога упиралась в выдвижной ящик для хранения хлеба, который Джек специально выдвинул, чтобы использовать как подпорку. Чистка обуви была последним, что он делал, выходя из дому на работу. Обычно Кэтрин сидела на стуле и внимательно наблюдала за его действиями. Со временем чистка обуви превратилась в некий ритуал.

 Кэтрин всегда чувствовала себя покинутой, когда муж уходил в рейс. Не имело никакого значения, что впереди ее ждала уйма работы, что ей не хватало времени на себя.

 Кэтрин не боялась. Страх не был свойствен ее характеру. Муж часто говорил, что летать на самолетах безопаснее, чем работать таксистом. При этом он излучал такую уверенность, словно вопрос о его безопасности не стоило даже обсуждать. Нет, она не тревожилась за жизнь мужа. Ее расстраивал сам факт его ухода. Наблюдая за тем, как Джек выходит за двери, засунув свою форменную фуражку под мышку, а в руках держа папку с документами и пластиковый пакет с необходимыми вещами, Кэтрин на подсознательном уровне считала, что он бросает ее. Джек летал на стосемидесятитонных трансатлантических авиалайнерах. Пунктами его назначения были Лондон, Амстердам или Найроби.

 Чувство одиночества быстро проходило. Иногда Кэтрин так привыкала к частому отсутствию мужа, что его появление вносило неприятный диссонанс в ее размеренное существование. Впрочем, уходы и приходы сменяли друг друга каждые три-четыре дня.

 Кэтрин подозревала, что для Джека расставание с ней не было столь болезненным. Оставить любимого человека всегда легче, чем быть покинутым.

 Я просто расфуфыренный водитель автобуса, — частенько повторял ее муж. — Слава нашей профессии теперь сплошная мишура.

 Повторял!.. Осознать его гибель было трудно. Все, что Кэтрин смогла себе представить, — киношные клубы густого дыма и разлетающиеся во все стороны осколки. Испугавшись, она быстро изгнала ужасную картину из своего сознания.

 Миссис Лайонз! У вас дома есть телевизор? Мне надо следить за последними новостями с места падения самолета.

 Там… в той комнате… — показала рукой Кэтрин.

 Я должен быть в курсе.

 Хорошо. Со мной все будет в порядке.

 Роберт Харт кивнул и с видимой неохотой удалился. Провожая его взглядом, Кэтрин подумала, что ей не хватит смелости рассказать о смерти мужа дочери.

 Перед ее внутренним взором предстала картина. Вот она открывает дверь в комнату Мэтти. На стенах — плакаты с рекламой горнолыжных курортов в Колорадо. На полу разбросана вывернутая наизнанку одежда, накопленная за два-три прошедших дня. Спортивное снаряжение Мэтти свалено в углу: лыжи и лыжные палки, сноуборд, клюшки для хоккея на траве и лакросса. Доска объявлений увешана карикатурами и фотографиями ее подруг, Тейлор, Алисы и Кары — пятнадцатилетних девочек с длинными челками и волосами, собранными сзади в конский хвост. Мэтти с головой укрыта своим любимым бело-голубым стеганым ватным одеялом. Думая, что пора идти в школу, она притворится спящей, и Кэтрин придется трижды произнести ее имя, прежде чем дочь вскочит с постели, сердитая и удивленная, что мать ее разбудила. Растрепанные светло-рыжие волосы Мэтти будут свисать на фиолетовую футболку с белой надписью «Ely Lacrosse» на девичьей груди.