Жена нелегала - [26]

— Неужели все без исключения? — не удержался от вопроса Данилин.

— Нелегального резидента подготовить и внедрить — это таких денег стоит — все равно что истребитель сверхзвуковой построить. Подготовка индивидуальная. Их в юном возрасте, как правило, берут на заметку. Ведут, пестуют. Вон Молодого ребенком еще в США отправляли язык учить. Потом еще сколько лет возились с ним, супермена из него делали. И сделали. Такую нелегальную разведку какую мы имели, ни одна западная страна позволить себе не может. Это как метро — никому такие дворцы под землей строить было не по карману. Только нам. А теперь весь мир к нам ездит, стоят толпы с разинутыми ртами на «Площади Революции» или на «Маяковской» и писают от восторга — такого нигде не найти… Правда, на новые станции — на «Профсоюзную» или «Фили» — что-то не очень-то интуристы валят… это почему, спрашивается? Не догадываетесь?

Данилин хотел было что-то ехидное вставить про египетские пирамиды, но сдержался, не стал сбивать Николая Ивановича, а то и так тот уклонялся куда-то в сторону.

Вдруг опять почему-то Зорге вспомнил, как Сталин ему не верил, считал, что тот, как недобитый коминтерновец и немецкий коммунист, нацистов ненавидел и после заключения советско-германского пакта утратил всякую объективность, все норовил Гитлера в глазах Сталина разоблачить. А Сталин хотел не разоблачений. а информации. Причем такой, чтобы подтверждала сталинскую прозорливость. А Зорге все настаивал, что Германия обманет, и тем самым ставил Сталина в идиотское положение. А ведь истина — понятие относительное, зыбкое, а непогрешимость лидера — абсолютная! И потому Сталин Зорге возненавидел и не пожелал пальцем пошевелить, чтобы его спасти, когда японцы его арестовали. Хотя возможности были — ведь с Японией до 45-го не было войны, даже дипотношения сохранялись. Японцы ждали — ждали, что им русские за Зорге предложат, да не дождались. И тогда они Зорге повесили.

И как-то так выходило у Николая Ивановича, тем не менее, что Сталин все равно был прав. В своем праве, как он выразился, потому как был он генеральный настоятель.

«В себе ли вообще этот Николай Иванович?» — подумал тут Данилин. А тот продолжал:

— Вот после Зорге Сталин и решил окончательно — никаких иностранцев. Только чтобы свои, родные, доморощенные, чтобы в погонах и члены партии. В том числе и в нелегальной разведке такой порядок был заведен. Сталин велел: делать Джонов и Жанов из наших собственных Иванов. Вот они могут нелегальными резидентами быть, а остальное — агентура! То есть так, человеческий подручный материал кратковременного использования. И мы с этой невозможной задачей справились — единственные в мире. Уникальный эксперимент — доказали, что можно наших людей в настоящих англичан, французов и прочих превращать. Вернее, в двойных людей. Матрешка: внутри одного — другой.

Николай Иванович вдруг замолчал надолго. Данилин даже испугался, не спит ли он с открытыми глазами? Но Николай Иванович нарушил наконец молчание и сказал невпопад:

— А Евгения Брика потом нам один из канадских коллег продал — за пять тысяч долларов. Их нравы, канадские.

— Ну и как он… умер? — спросил Данилин.

— На эту тему я не хочу говорить, — сказал Николай Иванович, совсем перейдя на шепот — Данилин еле-еле расслышал его.

— Нет, погодите, погодите! Это ведь не секрет никакой, это давно известно, что за… это, за переход на сторону противника, вообще за предательство, разведчиков у нас приговаривают к смерти.

— Ну да, конечно. Приговаривают.

— И Брика приговорили?

Николай Иванович пожал плечами. Опять прошептал:

— Наверно.

— Ну а бывали ли исключения? В каких-нибудь особых случаях, учитывая обстоятельства…

Николай Иванович пожал плечами.

— А правда, — спросил Данилин, — что Пеньковского за то, что он к англичанам перекинулся, живьем сожгли? Приговорили к расстрелу, а на самом деле положили в открытый гроб и медленно так — по самодвижущейся ленте — в печку крематория? В присутствии коллег? — спросил Данилин.

— Не знаю, — сказал Николай Иванович, — это же дела ГРУ, военной разведки. Это же их предатель, не наш. Но слух такой — про крематорий — ходил вовсю. Педагогически очень полезный.

Помолчал, посмотрел в потолок и, чуть повысив голос, добавил:

— Кстати, насчет Пеньковского, — он тоже в английской форме фотографировался, и какое-то подобие ордена ему тоже вручали. Но все это была так, бижутерия… Как же, сделали бы его англичане своим офицером — ждите. Так что не у одного Филби, у всех у них судьба такая.

— У кого это у них? У предателей? — не удержался Данилин.

Николай Иванович снова посмотрел внимательно, сказал четко, раздельно и громко:

— Это Пеньковский был предатель. А Филби высокоидейный наш помощник. Англичанин, верный идеям марксизма и Советского Союза.

После этого Данилин не знал, что еще и сказать. Предложил:

— Еще чайку, может быть?

— Нет, спасибо, — отвечал Николай Иванович.

«Выпить небось хочет, но ведь ни за что не признается!» — подумал Данилин, а вслух сказал:

— Вам, наверно, Миша, рассказывал, какое мы странное письмо из Англии получили.

Николай Иванович сделал небрежный жест рукой, который Данилин понял так: «Что-то мне ваш Миша говорил такое невнятное, но я лишних вопросов стараюсь не задавать».