Жена, любовница, подруга... - [9]

Брат продолжал Нике «портить» жизнь еще долго: вредничал, задирался. И потасовки между двадцатилетней девушкой и девятилетним мальчишкой были обыденным явлением в доме. Лишь позднее, когда Ника, закончив институт, пошла работать, а он превратился в долговязого подростка, отношения между ними потеплели. В пику отчиму она защищала Тима от нападок последнего, а парень безотчетно потянулся к сводной сестре, к молодой красивой женщине.

Ника вытянула «художку» – все четыре года, но, сравнивая свои работы с работами других учащихся, поняла, что уступает им в таланте и мастерстве. Критично оценив свои способности, она исключила из своих планов и Академию художеств, и Училище прикладных искусств. Ника поступила на архитектурный факультет строительного института, где требования к художественным способностям абитуриентов были скромнее. Однако профессия требовала обширных знаний в других областях. В учебном плане оказалось неожиданно много математики, начерталки и сопромата. Точные науки Ника постигала с таким трудом и затратой сил, что у нее почти не оставалось времени на личную жизнь.

Но личная жизнь сама входила к студентам-архитекторам, когда перед «подачей» проекта они ночами занимались всей группой в общаге. В перерывах между усердными трудами студенты пели под гитару, а то и танцевали под магнитофон. И Ника вдруг оказалась на первых ролях – азы музыкальной грамоты, преподанные в детстве мамой, пригодились ей. Никто не умел лучше ее играть на гитаре, петь и танцевать! В Нику была влюблена половина курса. Порой и ей казалось, что она испытывает влюбленность в очередного сокурсника. Но наваждение быстро проходило, едва начиналось сближение. Несмотря на легкомысленный вид, Ника была склонна к глубоким переживаниям.

На старших курсах справляться с учебой стало легче, и Ника устроилась работать – в семье по-прежнему ощущалась нехватка денег. Вначале подрабатывала официанткой в «Макдоналдсе», затем рисовала плакаты в рекламном бюро, оформляла витрины магазинчиков. В сессию совмещать работу и учебу удавалось с трудом, а потому зачетки ее пестрели тройками. Когда получила диплом, места архитектора для нее не нашлось. В проектных институтах проходило сокращение, а в частные мастерские друзья-архитекторы веселую подружку не приглашали. Хоть она была классной девчонкой, пела и играла на гитаре, но архитектурные проекты ее оригинальностью не отличались, а повторяли известные формы и решения.

Ника устроилась в мебельный магазин продавцом-консультантом, и в ее обязанности входила разработка эскизов кухонной мебели под индивидуальные нужды заказчика – полученные на архитектурном факультете знания использовались едва ли на десятую часть. Но главным бедствием для Ники стала необходимость ходить в магазин ежедневно и отсиживать там по восемь часов. Вскоре она взвыла и от однообразия предлагаемых ею проектов, и от привязанности к рабочему месту. Да и заработки в магазине были незначительны. А в семье уже ожидали от дочери денежной помощи: времена изменились. Пафосные статьи отчима, ругающие режим, принимали лишь в те газеты, где не платили. Маму начали одолевать болезни, и она не могла работать с прежней интенсивностью, а ведь требовалось выучить Тима – брат еще не закончил школу.

Ника оставила тихую заводь – магазин – и перешла на вольные хлеба: стала агентом в риелторской конторе. Причем продавала она не квартиры, а земельные участки и загородные дома, и ей приходилось мотаться по области. Зато два года спустя, когда она набрала приличную клиентскую базу, ее стали рекомендовать как опытного риелтора. Ника сняла себе отдельное жилье и отделилась от родителей. Но, жалея мать, ежемесячно выделяла ей определенную сумму.

Изредка у Ники появлялся «друг», но замуж она не спешила: не хотела такой убогой жизни, как у матери и отчима. Они сошлись – два слабых человека, – не испытывая настоящей любви друг к другу. Просто им казалось, что удобнее воспитывать детей в полной семье. Однако отчим оказался форменным нахлебником, а учитывая фамилию жены Хлебникова – вдвойне. Гонорары его становились все меньше и меньше. Григорий Носик не сумел вписаться в новое время, не заработав имени прежде, теперь он и вовсе выпал из колеи. Днями, полулежа на диване, он сочинял маловразумительные философские трактаты – желающих учить других всегда больше, чем умеющих что-то делать самим. Потом издавал свои опусы за «авторский счет», а точнее, за счет жены. Впоследствии нераспечатанные пачки его брошюр загромождали коридор, и ученицы, пришедшие к матери Ники на уроки музыки, складывали на запыленные кипы свои варежки и шарфы.

Двадцать пять лет… Этот возраст казался Нике таким же веселым, как девятнадцать и двадцать три. Цифры мелькали незаметно – и семерка, и девятка ее не пугали. Лишь нагрянувшая круглая дата заставила ее очнуться. Ника с удивлением заметила, что вокруг стало меньше свободных парней. Вдруг на нее, как на стрекозу из известной басни, дохнуло холодом одиночества, но она не бросилась искать крова у домовитых муравьев – полысевших холостяков, дающих объявления в брачные конторы. Приняв грустный факт, что с личной жизнью не сложилось и вряд ли уже сложится, Ника задумалась о карьере. Работа риелтора, хоть и давала ей возможность сносного существования, перестала ее устраивать.