Жена или жертва?.. - [60]

Меня заставили уничтожить работу Гленна, и в результате мой муж совершенно отвернулся от меня. Я верила, что Кейт не может быть настолько черствым, чтобы не понять, в каком положении я оказалась, и хотела ради его собственного блага раскрыть ему побуждения Гленды. Он должен увидеть ее истинное лицо — без романтического ореола, созданного его собственным воображением. Конечно, мальчик испытает потрясение, но все равно лучше объяснить ему это сейчас, прежде чем мать испортит его окончательно.

Тем временем жизнь в «Высоких башнях» текла своим чередом. Номи попросила фермеров расчистить подъездной путь, чтобы у Колтона не было проблем при возвращении домой. Почти все приготовления к Рождеству были уже сделаны. Под люстрой в гостиной прикрепили ветку омелы, но я уже не собиралась вставать под нее в радостном ожидании.

Номи занималась выпечкой. В дополнение к обычным еженедельным закупкам продуктов мы приобрели большую индейку, и каждый упаковал свои подарки в красивую оберточную бумагу. Казалось, все заняты обычными предпраздничными хлопотами, но на самом деле во всем этом не было ничего нормального.

На следующий день после того, как разбилась алебастровая статуэтка, Гленн выехал из нашей общей спальни и перебрался в комнату, которую занимал в детстве.

Поднимаясь к себе во второй половине дня, я слышала, как смеется Гленда, помогая ему разбирать вещи. Я была уверена, что именно она настояла на этом переезде, но ничего не могла с этим поделать. И все же мне трудно было поверить в то, что отношение ко мне мужа изменилось так внезапно. Если бы мне удалось избавить Гленна от влияния сестры, то я легко нашла бы путь к его сердцу, и он снова стал бы тем самым человеком, которого я знала и любила! Моей единственной надеждой был Кейт, но я никак не могла найти способ встретиться и поговорить с ним.

Я с болью в сердце заворачивала в блестящую оберточную бумагу белый свитер с высоким воротом, купленный для Гленна в Нью-Йорке, который надеялась с любовью подарить ему на Рождество. Прикасаясь к мягким шерстяным складкам, я чувствовала, как внутри меня что-то умирает.

На полу нашей спальни осталась вмятина от удара, а ключ от двери бесследно исчез. Гленн почти не разговаривал со мной с тех пор, как разбилась алебастровая головка. Встречаясь с мужем и видя, как он отворачивается от меня, как от чужой, я едва сдерживала рыдания, потому что не хотела унижаться перед ним и его сестрой.

А они, казалось, сблизились еще больше, чем раньше, и выглядели очень счастливыми. Создавалось впечатление, что неудача в творчестве только заставила брата и сестру Чандлеров теснее сомкнуть свои ряды. Но если Гленн вообще перестал замечать мое присутствие, то Гленда, напротив, не сводила с меня глаз, и это было хуже всего.

Ее взгляд — застенчивый, пристальный, изучающий — словно давал мне понять, что она готовит новый удар.

Номи была моей единственной наперсницей. Я рассказала ей свою версию произошедшего, и она спокойно выслушала меня, но ничего не стала советовать. У нее тоже не было никаких сомнений в том, что все это было организовано Глендой, которая использовала в качестве орудия мести своего сына. Но у меня не было никаких доказательств этого.

— А даже если бы они были, — задумчиво сказала Номи, — это не помогло бы тебе вернуть расположение мужа. Гленн и его сестра вновь сблизились, и он воспротивился бы любой попытке вбить между ними клин.

Их близость в эти дни была особенно заметна. Они не расставались ни на минуту, все делали вместе и постоянно переглядывались, словно читая мысли друг друга. И очень много смеялись.

Я не могла понять, как Гленн может веселиться. Его лучшая работа была уничтожена, а он ведет себя так, как будто это его больше не беспокоит. Только разве что забыл о том, что у него есть жена. Видимо, Гленда действительно заколдовала его.

Мне было больно и обидно, одиноко и страшно, но при этом все чаще наступали минуты, когда я испытывала злость. Мне вспоминались слова Трента Макинтайра, назвавшего меня «добровольной жертвой», и я давала себе слово разоблачить Гленду и показать всем ее безнравственность. Но больше всего я хотела спасти от нее Гленна и добиться того, чтобы он, для его же блага, наконец стал самостоятельной личностью.

Я сказала себе, что должна набраться терпения и ждать, пока смогу осуществить задуманное. На карту был поставлен не только мой брак, но и моя правдивость.

Один или два раза я пыталась поговорить с мужем спокойно и рассудительно, но так не смогла пробиться к его разуму. Он сразу же говорил, что я пытаюсь свалить вину на Гленду, и отказывался меня слушать. Видя такую холодность, я вспомнила, что даже в счастливые времена чувствовала, что Чандлеры — зимние люди.

После снежной бури наступила оттепель. Снег таял и ручейками сбегал по залитому солнцем склону холма, а там, где лежала тень, оседал и становился похожим на лед. Но по ночам температура падала так низко, что поверхность озера снова замерзала и теперь представляла собой прекрасный каток. В Нью-Йорке я научилась кататься на коньках, но у меня не было никакого желания вставать на них сейчас.