Жена-девочка - [2]

— Я ничего особенного не заметила.

— Зато я заметила! Эти Дж., Л. и Б. смотрят на нас презрительно, поскольку мы дочери лавочников! Ты же не могла не заметить этого.

Мисс Инскайп нечего было возразить, поскольку она действительно заметила, что кое-кто из этих людей посматривал на нее свысока. Но она была из тех, кто не придавал большого значения светским условностям, и такие нюансы ее мало волновали.

Однако гордой и честолюбивой Джулии все это было небезразлично. Нельзя сказать, что ею полностью пренебрегали, однако общество, собравшееся на фешенебельном морском курорте, посматривало на нее свысока, особенно вышеупомянутые Дж., Л. и Б.

— Но в чем причина? — продолжала она с возмущением. — У нас лавочниками были отцы, у них — деды. В чем разница, хотела бы я знать?

И снова мисс Инскайп нечего было ей возразить.

Не желая раздражать гордую и честолюбивую кузину, она попробовала ее успокоить:

— Хорошо, Джулия, пускай мисс Дж., мисс Л. и мисс Б. смотрят на нас свысока, но зато их братья совсем не такие. Я тебя уверяю, что они совсем не такие!

— Оставь в покое их братьев! Что толку, что они снизошли до нас? Не делай из меня глупышку, Нил! Миллион долларов — наследство, оставленное мне отцом, которое я получу после смерти матери, — вполне объясняет их внимание. К тому же, если зеркало мне не врет, я очень недурна!

Да, она имела все основания говорить так! Трудно найти девушку, которая была бы «недурна» так же, как Джулия Гирдвуд. Зеркало отражало этот цветок, уже успевший расцвести и принять совершенные формы. С такой внешностью дочь лавочника чувствовала себя герцогиней. Ее лицо и фигура были совершенны в равной степени. Такая девушка не могла не нравиться; хотя, как это ни странно, она вызывала у окружающих также неприятное чувство некоей опасности. Подобным свойством печально прославились Клеопатра[11], Лукреция Борджиа[12] или красавец-убийца Дарнли[13].

В ней невозможно было отыскать ни одной неуклюже-грубоватой черты, даже малейшего признака неаристократического происхождения или деревенщины и всего того, что этому сопутствует. Возможно, какая-то простоватость была в ее кузине, Корнелии. Но Джулия Гирдвуд так долго жила на Пятой авеню (здесь находился дом ее матери), что внешне ничем не отличалась от самых гордых девиц этой аристократической улицы.

— Ты права, Джулия, — согласилась с ней кузина. — Ты и богата, и красива. Мне жаль, что я не похожа в этом на тебя.

— Ах ты маленький льстец! Может, ты и не такая богатая, как я, но уж красотой мне точно не уступаешь. Впрочем, ни то, ни другое здесь ничего не значит.

— Так почему ты приехала сюда?

— Это была не моя идея. Это мама привезла меня сюда. Если говорить обо мне, я предпочитаю Саратогу[14], где не придают такого значения родословной и где дочь лавочника так же хороша, как и его внучка. Я хотела отправиться туда на этот сезон, но мама возражала. Ничего ее не устраивало, только Ньюпорт, Ньюпорт, Ньюпорт! И вот мы здесь! Благодарение небесам! Но это недолго еще продлится.

— Хорошо, но поскольку мы уже здесь, давай наслаждаться тем, что дано здесь каждому: будем купаться и загорать.

— Ага, давай сделаем вид, что нам здесь хорошо! Если опустить тела мисс Дж., Л. и Б. в соленую воду, это во многом оправдает их присутствие в Ньюпорте, например, это могло бы немного улучшить цвет их лиц. Видит Бог, как они нуждаются в этом; но я, благодарение небесам, совсем в этом не нуждаюсь!

— Но ты будешь купаться сегодня?

— Нет, не буду!

— Но кузина! Это же восхитительно!

— Ненавижу!

— Ты шутишь, Джулия?

— Нет, просто я хотела сказать, что ненавижу купаться в окружении этой толпы.

— Но ведь невозможно быть на пляже в одиночестве!

— Это неважно. Я не желаю с ними встречаться где бы то ни было — на пляже или в другом месте. Если бы только можно было купаться вон там, в глубоких синих водах, или среди этих белых скал, которые видны отсюда! Ах! Вот это была бы восхитительная процедура! Интересно, найдется ли такое местечко, где мы могли бы купаться в одиночестве?

— Да, я знаю такое местечко. Я открыла его на днях, когда собирала раковины вместе с Кецией. Внизу, под утесами. Там есть уютная небольшая пещера, великолепный грот с глубоким водоемом перед ним и гладким песчаным пляжем, белым, как серебро. Утес нависает над берегом, и я уверена, что никто не сможет заметить нас сверху, особенно когда мы будем купаться. Таким образом, мы будем на пляже, и утес будет защищать нас от посторонних взоров. Мы можем раздеться в пещере без опасения, что кто-нибудь нас увидит. Кеция будет сторожить нас наверху. Ну скажи мне, Джулия, ты пойдешь туда купаться?

— Хорошо, давай. Но что мы скажем маме? Она ужасно не любит, когда не соблюдаются правила приличия. Она будет против.

— Нам не следует раскрывать ей нашу тайну. Она не собирается сегодня купаться, она уже сказала мне об этом. Мы сначала вместе пойдем к обычному пляжу, как будто собираемся купаться там. Оказавшись вне поля ее зрения, мы можем уйти туда, куда нам надо. Я знаю тропинку, ведущую через поля прямо к утесу. Так ты пойдешь со мной?

— О да, я согласна.

— Сейчас как раз время отправиться. Слышишь топот в коридоре? Это купальщики собрались на пляж. Давай позовем Кецию и отправимся в путь.