Жемчужный принц - [40]

Кроун родился на Жемчужном острове в семье бедного рыбака, и его, как положено, крестил католический падре. Но станешь ли ты думать о заповедях Христовых, если тебя с детства окружает беззубая нищета, если твоя мать умирает совсем молодой, оставляя тебя познавать этот жестокий мир? Нет, такой расклад был не для Кроуна. С самого детства его любимой игрушкой была корона, сплетенная из проволоки, которую он любил надевать перед зеркалом, а потом часами восхищаться своим отражением и мечтать о пурпурных одеждах дожа.

В 13 лет Кроун стал ныряльщиком за жемчугом. Для этого ремесла нужно было обладать крепким здоровьем и геркулесовой силой. Он обладал и тем и другим, но занятие свое ненавидел. Будучи по природе ловким и хватким, Кроун умудрялся отдавать хозяину не все отловленные жемчужины и обманывал его так искусно, что этот высокомерный жмот и прохвост ничего не замечал. «Если эти аристократы имеют право носить драгоценности и наслаждаться жизнью, то почему я не могу быть таким же», – часто говорил он Фаустине, с которой делил полуразвалившуюся лачугу. Когда Кроун говорил о богатстве, в его глазах появлялся сатанинский блеск, и Фаустина пугалась за него. И за себя. «Лучше поменять занятие и родить ребенка», – говорила Фаустина. – «Ты хочешь иметь детей?» – спрашивала она Кроуна, с надеждой заглядывая в его темные глаза. Но от всегда отмалчивался, ибо не хотел иметь детей от бедной ныряльщицы.

В начале этой истории я уже говорила, что из-за подвижной мимики лицо Кроуна было трудно описать, ибо за несколько минут оно могло сменить множество масок. Однако при более пристальном рассмотрении можно было увидеть, что черты его лица были просты, волосы темны, а походка до такой степени легка и изящная, что сам корифей танца король Луи XIV, позавидовал бы этому неизвестному ныряльщику за жемчугом.

Истинную личину Кроуна знала только Фаустина, когда в самые интимные моменты их близости он склонялся над ней и смотрел, как на добычу, своими темными бездонными глазами с крошечными зрачками. Испытывал ли Кроун сочувствие хоть к какой-нибудь живой твари? Я не знаю. Любил ли он кого-нибудь из людей? Конечно. Любить может даже самый дурной человек на свете и не побояться отдать жизнь за предмет своей страсти. В молодости это была Фаустина, теперь самым дорогим человеком стал для него принц Перль, ибо после смерти матери, все тяготы воспитания мальчика легли на плечи Кроуна.

Еще в юные годы, Кроун почувствовал в себе склонность к однополой любви, но не придавал этому значения, ибо тогда в Венеции в уранизме не находили ничего особенного, и женоподобные юнцы без всякого стеснения в любом кафе, казино или обыкновенном притоне могли найти себе дополнительный заработок. Кроуна больше мучила иная страсть – разбогатеть, во что бы то ни стало. Используя всю свою хитрость, связи и наворованные жемчужины, он проник в жемчужный дворец, очаровал королеву Маргариту и был принят на работу лакеем, заодно прихватив с собой и Фаустину. «Мужчине, живущему с женщиной, всегда больше доверяют», – решил Кроун и оказался абсолютно прав. Через полгода он был уже дворецким ее величества королевы Маргариты, которая славилась своим добрым сердцем. Всем жилось хорошо при королеве, да только мало кто знал, что в прошлом она была повелительницей фей и после расставания с мужем, грозным Ригондом, с ней остались только несколько верных ей подданных.

Разбогатев, Кроун захотел большего – перейти в высший круг и стать аристократом. С величайшими трудностями он выучился грамоте, вычурным манерам и куртуазности своего галантного века. Иногда он днями просиживал в королевской библиотеке, вчитываясь в сложные для понимания книги.

Науку быть аристократом он прошел, да только себя одолеть не смог, ибо его, словно огонь, начала пожирать безумная страсть, которая волновала, пугала, а иногда доводила до ужаса. То была любовь к принцу. И чем противнее она казалась ему самому, тем меньше оставалось в нем сил противостоять ее постыдному пламени. Кроун страдал. Неистово. Он дошел до того, что стал бояться самого себя. Своих чувств. Заложенные природой склонности до того разрывали его душу, что он уставил свои покои статуями обнаженных греческих богов, созерцание которых успокаивало его. Но Кроуну, как истинному ханже, везде, всегда и при всех хотелось казаться истинным мужчиной.

Вот и сейчас к нему подошли двое раскрашенных мальчишек в масках и с голыми животами.

– Жизнь пахнет розами и ландышами, сеньор? – писклявым голосом сказал один из них.

– Ландыши появляются только весной, а розы имеют шипы, – грозно ответил Кроун. – Идите, мне не до вас, – выдохнул он, избавляясь от тяжкого соблазна погладить нежное тело юноши, запустить руки в его светлые кудри и ощутить блаженство. Возможно, он не пойдет дальше и щедро заплатит мальчишке, но, сколько сладостных минут подарил бы ему этот «грязный» и, в общем, равнодушный Амур.

Конечно же, некоторым читателям будет неприятно читать подобные строчки, но такова была Венеция 1773 года, некогда сильная морская держава, которая предаваясь веселью и наслаждениям, переживала утрату своего могущества. Но догорающая свеча горит особенно ярко. Семь театров давали представления каждый день, по улицам бродили разряженные венецианки с крашенными, осветленными волосами, в казино проигрывали целые состояния, а роскошь и разврат были нормой жизни.