Жемчужная Тень - [93]

— Глория, прогуляться не хотите?

Нет, ходить мне не хотелось. Я жила здесь третью неделю, и чем дальше, тем менее интересна становилась мне Тик-Так.

Я сидела у окна и думала, как прекрасна могла быть жизнь, если бы я не ждала подсознательно некоего телефонного звонка. У меня все еще живы в памяти голубизна, и зелень, и золото того октябрьского дня, который мне был некогда испорчен. Невысокий рыжеволосый мужчина в своем темно-зеленом плаще, сгорбившись, пересекал прямо у меня перед окном поросший травой двор. Вдали двое братьев-мирян в синей рабочей одежде возились с трактором. Из часовни Святой Девы, где располагались служебные помещения монахов, доносилось песнопение. Ничто так не продлевает память, растягивая ее в бесконечность, как грегорианский хорал, он словно запечатывает наглухо все происходящее вокруг. Жаль, подумала я, что по-настоящему насладиться этой возможностью мешает непреодолимая потребность в телефонном звонке.

Честно говоря, я надеялась, что рыжий пересек двор, чтобы позвонить мне по телефону, но он прошел мимо окна и исчез, растворившись где-то в невидимости. Все правильно, сказала я себе, но это мне не нравится. Коричневое, белое, багровое, — я различила голубей в траве.

Внутри, казалось, никого не было. Моя комната находилась на чердаке, прямо под покрытыми пылью балками крыши. Все комнаты, находящиеся, как и моя, наверху, отделялись друг от друга тонкими перегородками, пропускающими любой звук. Даже молчаливая мисс Петтигрю, моя непосредственная соседка, не могла издать вздоха на своей девичьей постели, чтобы я не услышала его. Но в это утро на месте не было и ее. Наверное, в часовню ушла.

Телефонного звонка я ждала от Джонатана, ближайшего своего друга. Вернувшись в то утро из города, куда мы обычно ходили выпить кофе, я нашла письмо от него. «Позвоню в половине двенадцатого», — писал он, имея в виду именно этот день. А шел уже первый час. В одиннадцать тридцать я пила кофе с бесподобными Тик-Так и Дженнифер.

— Мне не звонили? — спросила я.

— Насколько мне известно, нет, — неопределенно ответила секретарша. — Хотя, конечно, у телефона меня все утро не было, так что, может, и звонили. Не знаю.

Не то чтобы у меня были серьезные темы для разговора с Джонатаном, так, просто поболтать хотелось. Но в тот момент я вдруг почувствовала, что буквально не могу обойтись без его голоса в телефонной трубке. Я останавливала всех и каждого — монахов, братьев-мирян, паломников.

— Вас не просили мне что-нибудь передать? Мне должны были звонить по срочному делу. В одиннадцать тридцать.

«Извините, меня не было на месте» или «Извините, меня не было около телефона».

— А что, тут у вас на звонки никто не отвечает? — настаивала я.

— Да, в общем, нет. У нас слишком много дел.

— Я пропустила важный звонок, жизненно…

— А сами вы позвонить своему другу отсюда не можете?

— Нет. Это невозможно, просто ужасно.

У Джонатана не было в студии телефона. Не послать ли ему телеграмму, подумала я и даже набросала черновик: «Извини любимый твое письмо пришло слишком поздно меня не было пожалуйста перезвони немедленно люблю Глория». Но порвала его, решив, что не могу позволить себе таких расходов. К тому же в самой муке переживания было что-то манящее, во всяком случае, это лучше, чем скука. Я решила, что Джонатан наверняка перезвонит до конца дня. Приготовилась даже до вечера сидеть в комнатушке у телефона, в бдительном ожидании. Но — «Я буду здесь до пяти, — сказала секретарша, — и, конечно же, конечно пошлю за вами, если позвонят».

И вот теперь я сидела у окна в ожидании вызова. В три часа я умылась, подкрасилась, переоделась, словно принося всем этим искупительную жертву тому, что стояло между телефонным звонком Джонатана и мною. Я решила побродить по золотисто-зеленому двору, где меня не минует ни один посланец. Сделала круг — никого. Только мисс Петтигрю появилась со стороны монастырских помещений, пересекая двор и приближаясь ко мне.

Я была настолько поглощена ожидаемым звонком Джонатана, что подумала даже, а вдруг именно ее за мной послали. Но тут же поняла всю абсурдность такого предположения, ибо мисс Петтигрю никогда не выполняла ничьих поручений. Но она столь неуклонно двигалась в моем направлении, что мне вновь подумалось: «Она собирается поговорить». Мисс Петтигрю не спускала с меня своих черных глаз.

Я попыталась было отступить в сторону, не желая смущать ее своим обществом, но она меня остановила:

— Извините, у меня для вас сообщение.

Мне стало так легко, что я даже забыла удивиться тому, что она заговорила.

— Меня к телефону? — спросила я, готовая сорваться с места.

— Нет, у меня для вас сообщение.

— Какое сообщение?

— Господь воскрес, — сказала она.

Лишь справившись с разочарованием, я испытала настоящий шок от того, что она вообще заговорила, и обратила внимание на дотоле мною не виданное странное выражение ее глаз. «Видно, — подумала я, — у нее мания на религиозной почве. Она отличается от других неврастеников, но из этого не следует, что она в здравом уме».

— Глория! — Из-за двери высунулось лицо девчушки-кладовщицы.

Она поманила меня, и, все еще не придя в себя, я медленно побрела к ней.