Жемчужины Подмосковья - [13]

Этот волшебный дар чувствовал, берег и развивал непрерывным трудом Пришвин. Вот и в Дунине собирал он эти драгоценные алмазы слов и щедро одаривал ими людей.

Его день начинался с горластого петуха, оравшего у него в курятнике раньше других на деревне. Пришвин выходил из дома и ощущал всей душой великолепие ранней зари.

В Дунине, как п прежде в других уголках, были у него свои любимые просеки и ручьи, деревья и лесные озера. Любуясь ими, он все время совершал открытия на этих тропах, которые показались бы другому человеку давно надоевшими и до деталей изученными.

Однажды остановился он у трех, ничем не примечательных деревьев.

- Посмотрите-ка! Видите, в середине береза. Как картинно и горделиво распустила она свои зеленые кудри! А слева от нее совершенно высохший ясень, справа клен, живой и сильный, хотя и довольно потрепанный. Разве не напоминает вам это жизненную, а зачастую и человеческую драму, когда душа одного засыхает в борьбе за любовь и счастье, когда побеждает другой, хотя и но даром досталась ему победа.

Впоследствии этот эпизод я прочел в пришвинском «Дневнике».

В книге «Лесная капель» Михаил Михайлович Пришвин описывает свое путешествие вдоль лесного ручья, встречу с толстым упавшим поперек деревом, как бы пытавшимся остановить течение говорливой струи. А ручей все же пробился, «нашел себе выход под деревом и быстриком, с трепетными тенями бьет и журчит». И вот какой вывод делает писатель:

«Пусть завал на пути, пусть! Препятствия делают жизнь: не будь их, вода бы безжизненно сразу ушла в океан, как из безжизненного тела уходит непонятная жизнь».

Восторгаясь окрестностями Дунина, Пришвин отдавал им предпочтение перед могучей дальневосточной тайгой. Это удивляло. Впоследствии в дневниках писателя (Пришвин записывал, словно на ходу зарисовывал, как художник, прямо с натуры) я нашел по этому поводу любопытнейшую запись. Однажды в дальневосточной тайге Михаил Михайлович спросил охотника Осипа, сможет ли тот пройти весь лес вон в ту сторону. Вначале Осип сказал, что может. Но тут же спохватился и сделал оговорку:

- Простите меня, я ошибся, надо было сказать не то, что «могу», а «если бог даст, то пройду».

«И он прав, - пишет Пришвин, - в таежных местах, будь хоть семь пядей во лбу, все чувствуешь себя не свободно, все кажется - не ты хозяин его, а кто-то посильнее тебя.

В этом и есть особенность таежного ландшафта, что он давит, тогда как в лесах подмосковных человек всегда возвышается и чувствует себя хозяином, и это веселит».

Но и в безобидном подмосковном лесу, и именно в минуты увлечения природой, случались с Пришвиным приключения, едва ли не стоившие жизни. Искусство требовало жертв, и каких!

Однажды увлекся он «окошками» в лесу. Об этом рассказывал так:

«Как бы ни был темен лес, как бы ни было внутри его густо, все-таки везде бывают во всякой густели просветы, вроде окошек на небе… Идешь себе по лесу… и эти окошки рядом с тобой идут. Но вдруг на ходу что-то мелькнуло в каком-то окошке, и ты сам остановишься, и на окошке этом остановишь внимание, и видишь, как это окошко то закроется, то откроется… Ветер ли там вверху помахивает лапой еловой, и она то откроет, то закроет окошко, или какая-нибудь птица сидит и качается, или зверушка. Нет решения вопроса… Дай-ка, хвачу на счастье из ружья! Хватил, и вдруг - о, господи! - это оказался медведь, себе лапой мед доставал. Медведь вскочил, поднялся на задние лапы и пошел на меня…»

Так добывал Пришвин материалы для своих бесчисленных и удивительных произведений. Только за время житья в. Дунине, то есть за семь последних лет, закончил он роман сказку «Государева дорога», написал десять рассказов, издал несколько книг. Здесь, на дунинских впечатлениях, рождалась его книга «Глаза земли». Это книга высокого, патриотического оптимизма, как н все творчество писателя, как и вся его жизнь. Ее мысль: тысячами, миллионами глаз смотрит земля па людей, красноречивым своим взглядом, жизнью природы показывая человеку пути к великому счастью. Познай мудрую жизнь природы, начиная от ничтожного на вид муравья и травинки.

Радищев в Немцове

Вступивший на престол после смерти Екатерины II сын ее Павел I решил вернуть нз ссылки писателей Николая Новикова и Александра Радищева. «Великодушный жест» мог привлечь к новому императору сердца подданных.

До Радищева, находившегося в сибирском остроге Илимске, царский указ дошел в конце января 1797 года, через два месяца после подписания. Указ гласил:

«Всемилостивейше повелеваем находящегося в Илимске на житье Александра Радищева оттуда освободить, а жить ему в своих деревнях, предписав начальнику губернии, где он пребывание иметь будет, чтобы наблюдение было за его поведением и перепискою».

Говоря другими словами, жить Радищеву в старой столице Москве и новой - Петербурге - не разрешали. И устанавливали за ним полицейский надзор.

Поселиться Александр Николаевич решил близ Малоярославца в сельце Немцове, выделенном ему родителями. Радищев торопился приехать до весенней распутицы. Тяжел оказался этот зимний путь. В дороге простудилась и умерла жена Елизавета Васильевна. На руках отца осталось трое малолетних детей. Дорога шла через Тобольск, Тюмень, Екатеринбург (ныне Свердловск). В Кунгуре, около Перми, в одном доме он увидел рукописную копию своей книги «Путешествие из Петербурга в Москву», за которую был приговорен к смертной казни, замененной ссылкой в Сибирь. Значит, несмотря на строжайший запрет и угрозу наказания, книгу переписывали.