Жемчужины Парлея - [4]

— Это Нарий Эринг, — сказал Гриф Малхоллу. — Этот высокий парень у руля самый значительный и самый бесстыдный негодяй во всем Паумоту.

Пять минут спустя радостные крики канаков на «Малахини» заставили Грифа и его собеседников обратить внимание на «Нухиву». Ее машина испортилась, и шхуна «Малахини» догнала ее. Матросы на «Малахини» вскарабкались на реи и насмехались над катером, в то время как шхуна обгоняла его; маленький катер, накренившийся от ветра, несся назад по течению, словно собака, убегающая с костью в зубах.

— Машина-то наша какова! — похвалил машину Гриф, когда перед ними открылась лагуна, и курс был изменен, чтобы плыть прямо к стоянке.

Капитан Уорфилд был заметно польщен, хотя он проворчал только:

— Не беспокойтесь, она себя окупит.

«Малахини» вошла в самую гущу маленькой флотилии, прежде чем нашла место, куда опустить якорь.

— Здесь Айзекс на «Долли», — заметил Гриф, посылая рукой знаки приветствия. — А также и Питер Джи на «Роберте». Еще бы! Такая распродажа! А вот и Франчини на «Кактусе». Все скупщики собрались сюда. Старик Парлей может рассчитывать на хорошие цены.

— А они все еще не исправили своей машины, — злорадно буркнул капитан Уорфилд.

Он смотрел через лагуну в ту сторону, где сквозь редкие пальмы виднелись паруса «Нухивы».

II

Дом Парлея представлял собой двухэтажную постройку из калифорнийского леса, крытую оцинкованным железом. По своим размерам он так мало соответствовал узкому кольцу атолла, что казался чудовищным корытом на узкой полосе песка. Как только «Малахини» стала на якорь, прибывшие на ней, соблюдая долг вежливости, отправились на берег. В большой комнате дома уже находились капитаны и скупщики с других судов, рассматривая жемчужины, предназначенные для завтрашнего аукциона. Слуги-паумотанцы, туземцы с Хикихохо и родственники хозяина сновали между приезжими, предлагая виски и абсент. Сам Парлей, болтая и насмешливо хихикая, прохаживался среди этого странного сборища. Он был теперь лишь тенью самого себя — сильного, высокого человека, каким он был когда-то. Глаза его глубоко ввалились и блестели лихорадочным огнем, щеки были впалы, и кожа на них была вся изрыта. Волосы на голове торчали седыми кустиками, усы и эспаньолка поредели.

— Черт побери! — пробормотал Малхолл себе под нос. — Да это настоящий длинноногий Наполеон Третий, только обгоревший, прокаленный, растрескавшийся от жары; к тому же он еще и в коросте. Неудивительно, что он держит голову набок. Приходится сохранять равновесие.

— Будет буря, — приветствовал старик Парлей Грифа. — Вы, вероятно, очень интересуетесь жемчугом, если решились выйти в такую погоду.

— Что же! За вашим жемчугом можно пойти в преисподнюю, — засмеялся в ответ, не смущаясь, Гриф и пробежал глазами по выставленному на столе жемчугу.

— Кое-кто уже совершил из-за него это путешествие, — загоготал старый Парлей. — Взгляните вот хоть на эту! — указал он на крупную превосходную жемчужину, величиной с небольшой грецкий орех, лежавшую отдельно на кусочке замши. — Мне предлагали за нее на Таити шестьдесят тысяч франков. Завтра мне дадут за нее еще больше, если покупателей не унесет буря. Эта жемчужина была найдена моим двоюродным братом по жене. Он был туземцем. Но он был и вором. Он ее спрятал, а она была моя. Его двоюродный брат, который был и моим двоюродным братом, — мы ведь все здесь родственники, — убил его из-за этой жемчужны и бежал на катере в Ноо-Нау. Я пустился за ним в погоню, но прежде чем я захватил его, вождь Ноо-Нау убил его из-за той же жемчужины. Да, немало людей погибло из-за выставленного на этом столе жемчуга. Прошу вас выпить, капитан. Ваше лицо мне что-то незнакомо. Скажите, вы еще новичок на наших островах?

— Это капитан Робинзон с «Роберты», — сказал Гриф, представляя его. Малхолл тем временем здоровался с Питером Джи.

— Никогда не думал, что на свете так много жемчуга, — сказал Малхолл.

— Да, я никогда не видел одновременно такого количества жемчужин, — заметил Питер Джи.

— Что может стоить все это?

— Пятьдесят или шестьдесят тысяч фунтов — это для нас, скупщиков. В Париже… — Он только пожал плечами и поднял брови, указывая на чрезвычайные размеры суммы.

Малхолл вытер пот с век. Все присутствующие сильно вспотели и с трудом дышали. В напитках не было льда, виски и абсент приходилось проглатывать тепловатыми.

— Да, да, — гоготал Парлей. — Много покойников лежит на этом столе. Я хорошо знаю историю всех этих жемчужин. Посмотрите-ка на эти три. Не правда ли, прекрасно подобраны? Водолаз с острова Пасхи выловил мне их в одну неделю. На следующую неделю его самого выловила акула: она отцапала ему руку; антонов огонь доконал его. А вот эта, большая, неправильной формы, не очень ценная, я буду рад получить за нее завтра двадцать франков. Она добыта с глубины двадцати двух фатомов. Водолаз был с Раратонга. Он побил рекорд — добыл ее с глубины в двадцать два фатома. Я сам видел его. Не то в легких у него что-то лопнуло, не то он надорвался, только через два часа он умер. Ну и кричал он, — за несколько миль было слышно. Это был самый сильный туземец, какого только я встречал. Человек шесть моих водолазов умерли от судорог. И многие еще умрут, многие.