Жемчужина востока - [17]

— Нет, они и туда придут, и, вероятно, нагонят вас в пути! Идите вот этим руслом и затем пешеходной тропой, которая приведет вас к околице селения. Таким образом вы избежите встречи с ними!

— Это правда, — сказала Нехушта, — пойдем, госпожа!

— А ты куда, Халев? — спросила Мириам, удивленная тем, что он не идет за ними.

— Я? Я притаюсь здесь, между скалами, пока эти люди не пройдут. Затем выслежу ту гиену, которая напала на овцу, я уже выследил ее, и мне, быть может, удастся поймать ее. Потому-то я и захватил свой лук и стрелы!

— Пойдем! — нетерпеливо вымолвила Нехушта. — Этот парень сумеет сам за себя постоять!

— Смотри, Халев, будь осторожен! — еще раз остерегла его Мириам, догоняя Нехущту, которая сделала несколько шагов вперед. — Странно, — добавила она как бы сама себе, — что Халев выбрал именно сегодняшний вечер для охоты!

— Если не ошибаюсь, он задумал охотиться за гиеной в человеческом образе! — проговорила Нехушта. — Ты слышала, госпожа, что один из этих людей ударил его? Мне думается, что он хочет омыть свой ушиб в крови этого человека!

— Ах, нет, Ноу, — воскликнула девушка, — ведь это было бы местью, а месть — дурное дело!

Нехушта только пожала плечами. «Увидим!» — прошептала она, и, действительно, они увидели. В тот момент, когда они взошли на вершину холма, через который шла тропа к селению, они невольно обернулись и взглянули назад: там, в нескольких стах саженях от них, по большой дороге двигался небольшой отряд людей с вьючными мулами. Эта кучка людей только что спустилась в овраг иссохшего русла реки, как вдруг раздался какой-то крик и шум, произошел переполох, люди бросились в разные стороны, как бы разыскивая кого-то, в то же время четверо подняли на руки одного, который, по-видимому, был ранен или убит.

— Как видно, Халев пристрелил свою гиену! — многозначительно заметила Нехушта. — Но я ничего не видала, и ты, госпожа, если хочешь быть благоразумной, тоже ничего никому не скажешь! Ты знаешь, я не люблю Халева, но не тебе накликать беду на своего товарища детства!

Мириам только молча утвердительно кивнула головой вместо ответа.

Вечером того же дня, когда Нехушта и Мириам стояли на пороге своего дома, они увидели при свете полного месяца Халева, который шел по направлению к ним по главной улице селения.

Юноша зашел к ним и здесь, на расспросы ливийки, должен был сознаться, что он, действительно, смыл удар кровью обидчика.

В разговор их вмешалась девушка. Халев в вызывающем тоне повторил свой рассказ, затем, быстро переменив разговор, стал клясться Мириам в своей любви. Тщетно Мириам останавливала его, он ничего не слушал и ушел, повторяя: «Я люблю тебя, Мириам, так, как никто никогда не будет любить».

VI. МАРК

В эту ночь те из кураторов в селении ессеев, которые пребывали в посте и молитве, были потревожены в своих занятиях вернувшимся с полпути начальствующим над слугами первосвященника евреем, который участвовал в разорении и ограблении жилищ и погребов селения. Человек этот явился с обвинением в том, что один из его людей был убит кем-то из ессеев по дороге в Иерихон, но виновника не нашли. На это обвинение им возразили, что временами здесь пошаливают разбойники, но что ни один из ессеев никогда не решится обагрить свои руки кровью, и в заключение попросили показать им стрелу, которою был ранен пострадавший. По тщательному исследованию стрела эта оказалась римской боевой стрелой, несомненно, римского изготовления.

Возмущенные явною клеветою и выведенные из терпения кураторы, наконец, попросили еврея удалиться, предложив ему рассказать свою басню его господину, первосвященнику Анану, такому же вору, как он сам, или еще худшему вору и разбойнику, римскому прокуратору Альбину.

Тот, конечно, не преминул сделать это, вследствие чего ессеям было приказано прислать в Иерусалим уполномоченных на суд Альбина. Уполномоченными избрали Итиэля и еще двух старших братьев. Они отправились в Иерусалим, но там их продержали совершенно бесполезно целых три месяца, под разными предлогами оттягивая суд. В то же время ессеям было дано знать, что обвинение можно признать недобросовестным, если ессеи согласятся дать прокуратору взятку, но те отказались. Альбин подождал немного, а потом, видя, что с них нечего взять, приказал уполномоченным убираться из Иерусалима, сказав, что пришлет к ним офицера, который расследует это дело на месте.

Прошло еще два месяца, и, наконец, этот офицер прибыл в сопровождении 20 человек солдат. В одно хорошее зимнее утро Мириам с Нехуштой вышли погулять по дороге, ведущей в Иерихон, как вдруг увидели небольшой отряд вооруженных людей. Увидев, что то были римляне, они хотели свернуть с дороги и притаиться в кустах, но тот из них, который был, по-видимому, начальником, пришпорил коня, с намерением пересечь им дорогу. Волей-неволей, пришлось остановиться.

Всадник обратился к ним с просьбой показать ему дорогу. Женщины согласились, тогда офицер, отдав своему отряду приказание, пошел рядом с Мириам, по дороге расспрашивая ее об ессеях, их жизни и пр.

На вид ему было лет не более 23-х или 24-х. Роста он был выше среднего, стройный, но крепко и красиво сложенный, живой и энергичный в своих жестах и движениях. Его густые темно-каштановые волосы, коротко остриженные, вились крутыми кольцами, сквозь золотистый загар просвечивала кожа, тонкая и нежная, а большие серые глаза, расставленные несколько далеко друг от друга, смотрели смело, открыто из-под резких, энергичных черных бровей, придававших его лицу выражение твердости и решимости.