Желтый Мрак - [7]
Будай греб упорно и долго. Погасшее невидное озеро черной пропастью расступалось где-то позади. Будай выпрыгнул и вытащил лодку.
— Антоний! — стройная Марианна с распущенными волосами бежала к нему. Она только что выкупалась От нее пахло соленой свежестью озера.
— Милый! — Она поцеловала мужа, но заметила, что он еле стоит на ногах и отшатнулась:
— Ты опять накурился? — жалобно проговорила она.
Стало уже совсем темно, и Будай не видел ее лица.
— Идем в юрту, — ласково заговорила она, стараясь сдержать слезы.
Тени костра весело плясали по всей юрте.
— В городе я была в кино, — сказала Марианна. — Так потешно. Они установили во дворе фабричный гудок. Все приходят по гудку. Это единственный фабричный гудок во всем городе. Это напоминает большие города. Он воет часами, пока все соберутся.
Вдруг она взрогнула и вся побелела:
— Будай! Я боюсь! Там кто-то ходит, — прошептала она.
Будай бессмысленно улыбнулся. Марианна встала и, отбросив полог, выглянула наружу.
Вдруг она закричала нечеловеческим раздирающим криком. Две руки просунулись в юрту, обхватили ее, и она исчезла. Будай одну секунду бессмысленно глядел, потом все опьянение сразу слетело с него. Стиснув зубы, он огляделся и в следующее мгновение он был снаружи с наганом в руках. На вороного коня грузили что-то белое. Будай стал стрелять, но после костра он не мог разглядеть как следует. Из темноты раздался хохот, и кони затопотали по берегу. Будай побежал за ними и остановился. Недалеко мчался всадник. Будай тщательно прицелился и выстрелил. Ему послышался крик, но всадник не остановился. Будай понял, что последняя надежда добыть коня погибла. Тогда, забыв обо всем, он бегом бросился в степь. Его ноги вязли в песке, но он бежал, пока не свалился. Отдышавшись, он пошел вперед, и сердце его забилось от радости и надежды. Впереди слышались выстрелы. Глухие, настойчивые, правильно следующие одни за другими. Будай снова тронулся вперед. Он шел всю ночь. Кругом него была тишина и мрак, а он то шел. то бежал, сам не зная, куда и зачем. Когда наступил пасмурный рассвет, Будай увидел что-то вдали. Он собрал последние силы и побежал. Около коня, лежавшего на земле, неподвижно сидел Джанмурчи.
— Тюра! Это был я. Ты попал мне в ногу, но я продолжал за ними ехать. Иншлах! Позор на мою голову! Я гнался от самого города предупредить тебя, но не успел.
Джанмурчи снял шапку, взял горсть песку и высыпал себе на голову. Они оба сидели молча и не двигались с места. Загнанный конь не мог даже стоять. Он лежал и, не имея сил держать головы на весу, уперся мордой в землю Джанмурчи молча перевезал рану на ноге и покачал головой. Какой-то русский мужик проехал недалеко по дороге. Будай и киргиз посмотрели друг на друга. Потом Джанмурчи с тоской сказал в слух то, что каждый думал про себя:
— На телеге нельзя догнать. Они поехали в горы без дорог. Туда! — И он сделал безнадежный широкий жест рукой в сторону далеких снеговых хребтов.
— Отпусти подпругу! Издохнет! — сказал Будай, кивнув головой на загнанного коня.
— Барабир! (все равно).
Несколько киргиз показалось на дороге. Они ехали в город на базар. Они приблизились и внимательно смотрели на начавшуюся агонию. Рыжий конь задрал голову и оскалил зубы, как будто засмеялся; за несколько минут он весь опал. Кости выставились и натянули кожу. Дрожь непрерывно дергала рыжие тонкие ноги.
— Если сейчас зарезать, еще можно есть! — сказал один из проезжих.
— Барабир! — повторил Джанмурчи. Киргиз спрыгнул с седла на землю и быстро подошел к лошади. Будай увидел, как маленький острый нож что-то проворно сделал около горла. Зияющая черная рана появилась на шее коня и голова нелепо отогнулась назад. Остальные всадники слезли с коней и начали свежевать тушу. Будай увидел белые жилы на красном и отвернулся. Только тут он понял, что лошадь зарезали.
Черная кровь широкой лужей разлилась по желтому песку. Под самой лошадью она была ярко-красная, а поодаль впиталась в песок. Покоробленное темное пятно на земле было страшным и отвратительным. В небе закружился орел. Проезжие вырезали мясо, и завернули его в шкуру. Потом самый старый обратился к Джанмурчи и коротко спросил:
— Сколько?
Джанмурчи даже не ответил. Он молча пожал плечами. Тогда старик сказал:
— Нехорошо обидеть в дороге путника. Мясо, кожу, седло я продам. Деньги оставлю чайханщику. Знаешь, около дунгайской харчевни?
— Хош, — ответил Джанмурчи.
— Себе я возьму немного, — закончил старик и подошел к коню. Они все сели и поехали к городу.
— Лучше бы это была моя кровь, — сказал Джанмурчи, указывая глазами на лужу. Будай молчал. Джанмурчи продолжал:
— Тюра курит опий! Его душа беседует с аллахом. Он видит всякие сны. Он не виноват. Мариам украл Байзак. Зачем молодая женщина смеется? Нехорошо, когда ребенок подходит к волку. А Джанмурчи повинен в смерти. Джанмурчи забыл, что Калычу тоже увезли неизвестно куда. Калым пропал! Сердце Джанмурчи пустое! Для кого будет его юрта. Но Джанмурчи повинен смерти. Тюра спит. Джанмурчи должен был беречь Мариам! Айда! (пойдем). — Он взял Будая под руку и поднял с земли. Они оставили лужу крови на земле, разряженный револьвер и пошли к городу. Будай застонал. Он вспомнил, что на берегу осталась юрта. Там были платья Марианы и ужин, который она ему приготовила.
