Желтый Мрак - [13]
— Кто были эти люди? — сурово спросил Оса.
— Русские всегда имеют бумагу. Вот их бумаги, — сказал старик и протянул Кондратию четыре замусоленных, слежавшихся паспорта.
— Этот караванбаш — ты? — спросил Оса.
Старик встал с камня, низко поклонился и сказал:
— Ты большой человек. Кто будет лгать тебе? Караванбаш — я.
Оса кивнул головой и пошел в дом, а старик, покорно сложив руки на груди, поплелся за ним.
— А ты знаешь, где находится становище Байзака? — спросил Кондратий.
— Да — отвечал старик. — И если ты ищешь русскую женщину, то я скажу тебе, где она, только оставь мне жизнь.
— Ты будешь жив и поедешь со мной в город. Но только, ты поможешь мне ее найти, — сказал Кондратий. И он подал старику руку в знак того, что будет держать свое слово.
Глава VIII.
В плену.
Всходило солнце. Белые козы бродили по бугру и были яркими, как снег. Козлята, привязанные к веревкам, звали их вниз, в ложбину, где было еще сыро и сумеречно. Стреноженные лошади, прыгая ногами, подымались одна за другой на бугор. Бесцветные и серые, они выныривали на солнце и фыркали от удовольствия. Поток теплого света грел и освещал их от головы до копыт. Золотистые и белые, вороные и пегие, они сбивались в табун и тревожно поводили большими глазами вниз. Там в сумерках, звонко, по-детски ржали привязанные жеребята. Солнце поднялось выше. Желто-красные утесы с белыми покрывалами снега выступили совсем близко. Изломанными зубьями они поднялись на темно-синем небе. Ледник серой горой спускался к самой траве. Бодрым холодом тянуло от него, и стадо баранов, стоявшее возле юрт, зашевелилось. Заблеял черный козел и отдельные голоса, жалобные и протяжные, стали перебивать друг друга. Через минуту сплошной рев покрыл говор пастухов. Стадо тронулось к реке. Вода шумела и бухала меж камней, как на мельнице. Волны сворачивали за каждым камнем, проваливались глубокие ямы, сбивались в шипучую пену и тут же, соединившись, мчались прозрачным слоем по гладкой спине утеса. Ручьи, отбежавшие в сторону, звенели в пустоту между камней, как струны фонтана. Они наполняли глубокую каменную чашу, а дальше жгучая ледяная вода снова прыгала по камням и протягивалась, как белая пряжа. Около воды две женщины раскладывали большую груду шерсти. Они были окружены старухами, которые понукали их и ворчали при каждом их движении. Это были Марианна и Калыча. Старухи принесли ведро кипятку и обрызгали шерсть. Обе пленницы разостлали ее на ковре и стали ковер сворачивать в трубку. Горячая шерсть обжигала им руки. Жесткий колючий ковер резал и колол кожу, но старухи торопили их отрывистыми приказаниями, похожими на карканье ворон. Наконец, они свернули весь ковер в трубку. Калыча беспомощно засучила свои детские руки и со слезами на глазах стала просить у старух налокотники. Но старая ведьма, которая стояла ближе, засмеялась беззубым ртом, отчего ее нос, похожий на клюв, еще больше выставился вперед, и ударила Калычу палкой. Девушка вздохнула и сказала:
— Мариам, я буду делать одна: они хотят погубить нас. Ты не знаешь, от этой работы можно заболеть страшной болезнью.
Потом она настойчиво отстранила Марианну и, присев на корточки, стала катать тяжелый ковер. Через несколько минут на лбу у нее выступил пот и она остановилась. Ближайшая старуха сейчас же ударила ее палкой по спине. Марианна заплакала и села рядом с Калычей. Они катали ковер вперед и назад до полного изнеможения, а старухи все время поливали его кипятком, чтобы шерсть внутри легче свалялась. Через два часа руки обеих пленниц были обожжены и ободраны. Старухи принесли еще ведро кипятку.
— Не ленись, — прокаркала одна из них и жестоко ударила Марианну гибкой палкой.
Через несколько минут Марианна упала лицом вперед и не могла даже подняться. Она бессильно лежала на земле и плакала от обиды и боли. Калыча ей вторила. Скоро они обе подняли такой плач, что могли бы растрогать даже каменное сердце. Но старые ведьмы стали их избивать палками. Пленницы продолжали лежать на земле. Отдохнув, они снова принялись катать ковер. И истязание началось снова. Вздувшиеся пузыри от ожогов на руках стали лопаться. К полудню кожа слезла до самого локтя. Малейшее прикосновение к колючему ковру причиняло невыносимую боль. Весь ковер был вымазан кровью. Ногти на руках стали синие. Тогда Марианна встала и изо всей силы ударила ближайшую старуху по лицу. Надсмотрщицы подняли страшный вой. Несколько здоровенных пастухов прибежали и стали бить пленниц плетьми. Потом, какой-то толстый киргиз подошел и приказал отвести обеих пленниц в юрту. Это был Байзак.
— Когда цветок попадает под копыто коня, он бывает втоптан в землю, — сказал Байзак. — Когда-то ты смеялась надо мной на ярмарке. Может-быть, ты засмеешься сегодня?
Марианна молчала. Байзак уставился глазами на вход, как-будто чего-то ожидал. Обе женщины, следуя за его взглядом, также повернули головы к входу. Все трое как будто ждали появление кого-то. Полог юрты медленно поднялся и в юрту наклонив голову, шагнула человеческая фигура. Когда вошедший выпрямился и лицо его стало видно, обе женщины дико закричали от ужаса.
