Желтое облако - [27]

Ильмана пришла ко мне не через три часа, а раньше. На этот раз она была приветливее. Она сняла с меня колпак и сказала:

— Все идет хорошо. Магистр разрешил вам прогулку.

Я догадался, что они проделали со мной. На моей голове был электроэнцефалограф, или подобный ему прибор для регистрации биотоков мозга, и, видимо, они узнали, о чем я думал эти два часа. Я смутился и стал перебирать в памяти, не было ли в моих мыслях чего-либо нехорошего. Но, очевидно, ничего такого не было, если мне разрешили прогулку. Это — первое проявление доверия.

* * *

Полусферический дом стоял в пещере, сделанной в одной из сторон огромной трещины, расколовшей кольцевые горы цирка Архимеда. Издали похожий на юрту, он отчетливо виднелся в темноте. Солнечные лучи ударялись в противоположную сторону трещины, отражаясь, тускло освещали другую ее сторону, отсвет проникал и в пещеру.

Я, Ильмана и Тэл оказались в подлинно лунном мире. Тэл был тот самый альвин, которого я, очнувшись после падения на Луну, увидел вместе с Кайболом и Ильманой. Тэл узнал, что Ильмана и человек с Уллы отправляются к месту катастрофы, и вызвался сопровождать их в опасном путешествии, вернее, сопровождать Ильману.

В скафандрах, с запасными баллонами за спиной, мы поднимались по зигзагообразному дну трещины. На Земле такой подъем оказался бы невозможным. Здесь же с необыкновенной легкостью мы взбирались на кручи, прыгали с одной на другую, пролетая пространство до десяти метров; случалось, падали, но падение было легким, без ушибов. Лунный мир не казался нам безмолвным, потому что мы все время разговаривали (в шлемах скафандров были миниатюрные рации), особенно Ильмана и Тэл, не столько из обоюдного интереса и надобности, сколько для того, чтобы Кайбол мог слышать и следить за нами. В наглухо закрытом скафандре каждый слышал собственный голос, свое дыхание и дыхание спутников.

Когда мы выбрались из трещины, мир сразу же преобразился. Ослепительное, как луч мощного прожектора, направленный из темноты в упор, сияло солнце, холодное и синеватое, переливающееся ртутью. Не мигая, светились звезды, и висел огромный полудиск Земли. Странное смешение дня и ночи!

Конец трещины вывел к подножию кольцевых гор. Я обернулся и посмотрел вверх. Горная цепь, освещенная солнцем, сверкала, словно алмазная. Теневые скаты были почти невидимы, чернели, как пустота. Создавалось впечатление, что горы лишены объемности.

Внизу расстилалась темно-коричневая равнина — «море». Она кончалась недалеко, за ней чернела пустота и светились звезды. Горизонт был почти рядом, на расстоянии двух-трех километров. Низко над равниной редким еле заметным желтоватым туманом ползла пыль, поднявшаяся в электронном слое, который создается ультрафиолетовыми лучами Солнца.

— Можно считать, что мы прошли половину пути, — сказала Ильмана. — Дальше будет легче.

Мы шли по ровному «морскому» дну. Встречались кругообразные светлые пятна — следы врезавшихся метеоритов. Под ногами попадались твердые обломки породы. Впереди вспыхнул желтый фонтан — как снаряд взорвался, только без звука.

— Метеорит, — сказала Ильмана.

Пришлось обойти это место, чтобы не наступить на раскалившиеся от удара камни. Вдали сверкнула россыпь звезд.

— Горы. Кратер. И левее — тоже… — услышал я голос Ильманы. — Мы почти у цели.

Я не видел никаких следов падения своего корабля.

Полудиск Земли спустился ниже, голубая дымка, покрывавшая его, поредела, проступили едва различимые очертания материков. Хорошо можно было разглядеть Каспийское море, территории Средней Азии и Казахстана, над которыми не было облаков. Я сказал Ильмане, что отчетливо видимая часть Земли — моя Родина.

Она молча посмотрела. Тэл что-то спросил. Ильмана ответила. Он сказал два-три слова, довольно резко. Она коротко бросила «йю». Мне это не понравилось, и я заметил:

— Нехорошо разговаривать при постороннем на языке, которого он не понимает.

Это был упрек, Ильмана поняла его.

— Вы знаете английский?

— Да. У меня мать — учительница английского языка.

— В таком случае, вы можете разговаривать с Тэлом без переводчика.

— Он знает английский язык? — удивился я.

— Как я русский… Вы не очень догадливы. И очень хорошо, что мало спрашиваете… Но как нам быть — я не знаю английского, а Тэл ни слова не понимает по-русски! Как соблюсти приличие?

«Ясно, они специализировались каждый на определенном языке» — понял я и окликнул Тэла:

— Хэлло, Тэл! Как вам нравится вид моей родной планеты?

Тэл, услышав слова английского языка, страшно обрадовался и выпустил целую тираду, щедро пересыпанную восклицаниями.

— О Ник! — позволь тебя называть так — это же здорово! Оказывается, мы можем понимать друг друга! Я и не подозревал. У нас только Кайбол знает кое-что по-английски, но он наскребет в своем черепе не более двух десятков слов, чтобы составить деловую фразу. Как, по-твоему, я владею английским?

— Здорово! — подражая Тэлу, весело ответил я. — Словно голливудский герой. Мне показалось, что вы с Ильманой, разговаривая, прошлись насчет моей родной планеты. Не так ли?

— Ты прав, дружище! Я сказал, что на твоем месте мне было бы очень обидно видеть свою планету так близко и не иметь возможности слетать туда хоть на пару дней.