Желтая линия - [30]

«Лошадка» Шилу повез Рафина-Е дальше, а я подумал, что неплохо бы как-нибудь, проявляя чудеса героизма, вынести раненого кавалер-мастера из-под огня. Чтоб он не называл меня «эй, новенький» и не говорил, что я действую сдуру.

Мое погружение в трясину тем временем остановилось на уровне пояса, за край гидрокостюма вода пока не затекала. Ноги уперлись во что-то плотное, и я чувствовал, как это плотное тихонько ходит вверх-вниз, словно дышит. Видимо, это было не дно, а слой перегнившей растительности.

Я начал устраиваться, переступать с ноги на ногу, искать надежные опоры. Дождался того, что рыжий сосед сердито зашипел на меня:

— Тихо! Не шевелись, замри. Сейчас всех змей и жуков сюда соберешь своим шумом.

Я как стоял — так и застыл. Ни про каких жуков я, естественно, и не слышал. Мало нам кровожадных и подлых ивенков, так еще и жуки со змеями! Немедленно мне стало казаться, что кто-то тихонько шевелится у самых ног, обвивает, цепляет резиновые штанины острыми жвалами. Лучше бы он мне ничего не говорил!

Я украдкой взглянул на соседа. Он устроился за небольшим гнилым стволом, став почти невидимым на фоне зеленой слизи. Он лежал, и я удивился, как он еще не промок до нитки. А может, и промок. Может, нужно промокнуть насквозь и обваляться в грязи, чтобы стать незаметным и выжить.

— Эй, — тихо позвал я. Сосед тут же навел на меня свои широко расставленые глаза. Кивнул вопросительно. — Что делать теперь?

— Ничего не делай. Гляди туда — и все.

— И долго? Это на весь день, что ли?

— Нет, не очень долго. Командующий кого-то встречает в порту. Как он уедет, так нас и отзовут.

— Ладно. Как тебя зовут-то?

— Нуй.

— А я — Беня, — вздохнул я.

— Да знаю…

«Он знает. Все знают. Еще денек-другой, и сменить имя будет уже невозможно».

* * *

Довольно скоро меня начала одолевать хандра. Время шло, ничего не происходило, а желто-зеленая болотная страна была молчалива и однообразна. Откуда-то стала появляться уверенность, что эту гниющую зелень мне нюхать до конца жизни. Очень короткой, быть может, жизни.

Сонная булькающая равнина сама по себе взгляд не радовала. Хотя и говорят, что в болотах есть своя красота, что даже ими можно любоваться. Я бы с удовольствием полюбовался из окна теплого сухого домика или хотя бы из машины. Но когда стоишь по пояс в грязи, а где-то рядом копошатся невидимые твари… Что тут говорить?

Сначала я пытался себя убедить, что участвую в захватывающем приключении. Старый, в общем-то, прием. Допустим, едешь в поезде, скучно. Начинаешь играть с собственной фантазией — представлять, что это не поезд, а трюм старого сухогруза, который, например, перевозит на другой континент нелегальных эмигрантов. Или что ты везешь секретный микрочип, а за тобой охотится мафия. Такой тренинг помогает бороться с унылостью.

Однако на этот раз моя фантазия меня предала. Почему-то стали представляться мозаики, много лет украшавшие стены нашей школы. Там мускулистые героические космонавты держали в руках какие-то кристаллы, а рядом не менее мускулистые колхозницы гордо увязывали снопы. Реально я был сейчас героическим космонавтом, однако ощущал себя колхозницей. Все получалось шиворот-навыворот — почему?

Наверно, для любого ощущения нужен свой возраст. Было бы мне лет шестнадцать — с какой радостью плавал бы в этих болотах! Глаз бы не сводил с пузырьков и разводов на воде. Огнемет бы свой затискал до блеска. Но сейчас… Нет, в жизни уже был этап, когда я понял — ну не стать мне героем, хоть ты тресни.

А сильных чувств ох как хотелось! И выход нашелся сам собой — творить! Искать чувства в самом себе, внутри, в душе — это точно такие же чувства. Только без физического напряжения, без риска, без выбитых зубов и без цинкового гроба на нежданном повороте судьбы.

И вот, когда я убедил себя, что моя доля — синтезировать эмоции и не собирать их по свету, — именно тогда меня и занесло на проклятые окраины Цивилизации. Эмоций хоть отбавляй, только счастливым они меня уже не сделают. Произошло очередное дурацкое недоразумение — я попал не в свою тарелку. Одно радовало — умник Щербатин, самоуверенный, высокомерный, все знающий наперед, — оказался не лучше меня и тоже месит грязь где-то неподалеку.

И тут я услышал тихий осторожный свист. Меня звал мой сосед Нуй. Его лягушачьи глаза вдруг задорно блеснули, и он кивком указал вперед. Как раз туда, куда я должен был сейчас смотреть, не смыкая глаз.

Сначала я ничего не увидел, кроме обычного вялого шевеления на осклизлой поверхности болота. И наконец понял: что-то в этом шевелении было посторонним. Что-то целенаправленно двигалось, раздвигая плавучий мусор.

Я еще не успел разглядеть, что именно побеспокоило застоявшуюся воду, а сердечко уже принялось колотиться в скоростном режиме. Сгоряча я решил, что проглядел вражескую вылазку на своем секторе, что сейчас завяжется бой, в котором я буду, естественно, дурак-дураком.

Наконец, я разглядел. С расстояния в полтора десятка метров был виден округлый предмет, выступающий над водой. Словно бы перевернутый бельевой тазик плыл себе по своим делам.

«Тазик» двигался по сложной траектории. То подплывал к кустам и замирал возле них, то начинал кружиться на одном месте, а то вдруг разгонялся на просторе и тыкался затем в кучу перегнившей растительности.