Железо и розы - [5]

Железо. Никогда в жизни Алеша не видел такого железа, теперь стало доступным  все, - «астры», «береты», «чезетты», - как женщины и - станки, высоковольтные опоры, локомотивы, - по цене железа и добываемые с помощью железа, стоящего, как валютная проститутка, - были бы деньги. Как угорелый, метался Миша по стране, уже поделенной, но еще не закрепленной за новыми хозяевами, волоча за собой обалдевшего от железа и крови Алешу, - «разобраться» в Волгограде, - ужинать в Белгороде, НЭП 20-х был мелочью, детской игрой, по сравнению с НЭПом 90-х, - Великим Переделом, эпохальным грабежом самих себя с целью сбыта барыгам, ботающим по фене европейских языков. Миша вошел во вкус хозяина не только своей жизни и ввел Алешу, - который дал ему попробовать, - вместе и не сознавая этого они вошли во вполне феодальные отношения «хозяин-самурай» и сеяли вокруг себя безнаказанную смерть, с быстротой молнии перемещаясь и перемещая железо по гигантским пространствам, засеваемым зубами дракона многими тысячами, подобных им. В быстрых переговорах, где счет велся только на баксы и как в очко на пальцах, Алеша слышал цифры,- «триста тысяч», «пятьсот тысяч», - но следил-то он не за цифрами, а за глазами и руками и когда все это закончилось быстрым бегством Миши за кордон, не так уж много и осталось в его руках, кроме чистой пары пистолетов и абсолютного неумения делать что-то, превосходящее натяжение курка.

Г л а в а 5.

Оказалось, что эта эпоха в жизни Алеши, заняла всего лишь год да несколько недель, - за это время он заработал не менее трехсот шестидесяти пожизненных сроков в самой вонючей и грязной дыре, самого нижнего из кругов ада - или одну быструю пулю в лоб, если бы жив был товарищ Берия. Но проклятый сталинизм ушел в прошлое и ночной грохот сапог не нарушил мирного сна Алеши, - все утонуло в грохоте рушащейся империи и пыль улеглась, солнце взошло.

Но как глядеть в лицо солнцу новой жизни, человеку не имеющему за душой ничего, чтобы ее приятно отягощало, - грошей, например? Алеша искупался в деньгах и они стекли с него, как вода и высохла последняя капля в лучах восходящего солнца, - солнце утомило его, не утолив его жажды. Чего? – «Не вкусив от млека и меда и се - аз умираю», - взбрело в его утомленную солнцем голову, когда он лежал на поляне в лесу, окружавшем его дачу. Хотел ли он денег на самом деле? Или деньги были предлогом, - чтобы убивать? Делать то, чего он на самом деле хотел, прикрывшись корыстью, как щитом, что бы не блестело безумие? Но хотел ли он убивать? И чего он вообще хотел? Он вынул из-под голого бедра теплый пистолет я заглянул в его мудрый глаз. Ну? Но истине всегда не хватает натяжения курка, чтобы поразить мир. Ей всегда требуется кто-то, прилагающий усилие и тогда, - она либо распинает его, либо сама раскидывает мозгами по зеленой траве, - вот она, истина, лежащая изнасилованной под солнцем жизни. Он плюнул, протер пальцем зеркальное влагалище ствола и пошел домой, - влачить свою жизнь.

Ночью ему приснился чабан, - как бурхан, с улыбкой и сплетенными мудрой пальцами. - Зачем ты грустный? - спросил он,- разве ты забыл, что надо улыбаться? - Я помню, - сказал Алеша, - И понимаю теперь, зачем клоун рисует улыбку, - иначе заболят губы. - Мы все, - клоуны, - вздохнул бурхан, - Кто-то дергает нас за веревочки, а мы думаем, что танцуем сами, - за деньги. Что мы будем делать, если нам перестанут бросать монеты в нашу клетчатую кепку? - Бросим танцевать, - сказал Алеша. - Танец, - это жизнь, подвешенная   на   веревочке,   -  нельзя   остановиться,  нельзя не дышать, - сказал чабан. - Можно, - сказал Алеша. - Кому? - усмехнулся бурхан, - С кем ты разговариваешь? Где ты просыпаешься, когда засыпаешь? Сон, - это маленькая смерть. Но всегда приходится просыпаться. Кто просыпается, проснувшись? Кто ты? Ты - трава, без имени, без лица. Ты рождаешься под солнцем и умираешь от холода, каждый день или каждый век, - кто у тебя спрашивает? Улыбайся! Ты - ничто, лишь личина персоны делает тебя индивиду-альностью, - дуально разделяющей пустоту, смотрящую на саму себя через прорезь маски. Ты - маска Бога-Шизофреника, Его образ и подобие, корчащее рожи самому себе. И каждый, кого ты встречаешь на своем пути, - это Он. Поэтому, тебе так нравится убивать, - ты можешь убить себя только один раз. Все прирожденные убийцы и святые таковы, сынок. Они срывают маски, в поисках своего Бога, - чтобы найти пустоту самого себя, - лишенного кожи. И делают это снова. И снова. Пока, лишенные кожи, - не находят самого себя в пустоте. Тогда они смеются там. Вот почему, чистые, лишенные кожи Добро и Зло, - редчайшие вещи в пустоте Вселенной - и суть единство индивидуальности, разделяющей Пустоту на Я и не-Я. Разве это не смешно? Так потратиться на преступление и святость, - чтобы увидеть собственное рыло в зеркале! Так смейся! Не будь таким угрюмым и тяжелым, - уронишь себя. Ухмылка клоуна, - вот что приклеивает твою индивидуальность, она не сделает тебя реальней, но придает достоинство. Улыбайся, - тебе больше ничего не остается делать. Ты не можешь не делать, нет занавеса, за которым можно спрятаться, смерть, - фикция. Никто, кроме твоей гипсовой персоны не прольет слезу над трагедией твоего финального ухода, - все зрители смеются, клоун обосрался! -