Железный кулак. Сага великих битв - [11]

Шло время. Огромной ценой Бреннон одерживал победу за победой, зарабатывал деньги, говорил мало — и по-прежнему оставался для меня загадкой. Журналисты пронюхали о его страсти к деньгам и, разумеется, прицепились к ней. Майка обвиняли в мелочности и жадности, в черствости по отношению к менее удачливым коллегам — в общем, пользовались всеми избитыми приемами, чтобы сделать себе имя, опорочив знаменитость. Эти измышления были верны лишь отчасти. На самом деле Бреннон время от времени давал деньги — причем не в долг, а безвозвратно — тем, кто отчаянно в них нуждался. Но, признаю, подобные вспышки щедрости были весьма нерегулярны и редки.

Затем он начал сдавать. Первым это почувствовал Гэнлон. В тот вечер, когда Майк вышел на ринг против Кида Аллисона, Спайк Гэнлон наклонился ко мне и тихо-тихо прошептал:

— Он стал двигаться медленнее, Стив. Понимаешь? Это начало конца.

* * *

В ту ночь Гэнлон завел с Бренноном откровенный разговор:

— Майк, ты уже на пределе. Твой запас почти исчерпан. Удары действуют на тебя сильнее, чем раньше, устаешь ты больше. Чего ты хочешь — три года в таком аду. Пойми меня правильно: тебе пора завязывать с боксом.

— Только после нокаута, — ответил Майк упрямо. — Надо мной до десяти еще никто не считал.

— Когда у такого парня, как ты, дело дойдет до нокаута, это будет означать, что он — окончательно «пробитый», отмороженный псих, — заверил его Спайк. — Если удары стали причинять тебе боль, значит, они достигают мозга. Помнишь ван Хайрена, которого ты одолел? Знаешь, что с ним сейчас? Живет в интернате, где целыми днями машет руками, утверждая, что готовится к встрече с Фитцсиммонсом, который уже пять лет как помер.

При упоминании Голландца по лицу Майка пробежала мрачная тень. Странное дело: даже обезображенное сотнями страшных ударов, это лицо, приобретя зловещее выражение, не утратило выразительности и неясной, скрытой значительности.

Подумав, Майк произнес:

— Я сгожусь еще на несколько боев. Мне нужны деньги…

— Опять деньги! — не выдержав, заорал я. — Да у тебя уже по меньшей мере полмиллиона! Ты, похоже, действительно психопат, патологический скряга, который…

— Стив, — вдруг перебил меня Гэнлон. — Тут вчера к нам заходил ван Хайрен — его на время выпустили из психушки…

— Ну и что с того?

— Майк дал ему тысячу долларов, — пожал плечами Гэнлон.

— А вам-то что?! — вдруг вспылил Бреннон. — Какое вам дело?! Я когда-то добил этого парня. Наверное, именно из-за меня он теперь не может заработать себе на кусок хлеба. Что с того, если я и помогу ему немного? Какое кому дело?!

— Никакого и никому, — заверил его я. — Просто это доказывает, что ты — не жадный человек, вот и все. Но, с другой стороны, от этого ты не становишься менее загадочной личностью. Не хочешь ли поведать нам, на что ты тратишь столько денег?

Майк поспешно отмахнулся:

— Не вижу в этом смысла. Зачем? Ты организовываешь мне бои, я дерусь. Мы зарабатываем и делим деньги, а все остальное — это уже дело каждого из нас.

— Извини, Майк, — как мог вежливо сказал я. — Но это не только дело каждого по отдельности. Пойми, я на тебе заработал больше, чем на любом из прошлых своих чемпионов. И если б речь шла только о деньгах, я бы ни за что не стал гнать тебя с ринга. Но пойми: ты мне не чужой, а я — не только бизнесмен. Поверь мне, моему опыту — тебе нужно завязывать, уходить с ринга. И прямо сейчас. Еще не поздно даже попытаться и восстановить твое лицо. Пластические операции — потрясающая штука. Красавчиком, конечно, тебе уже не быть, но вполне сносную рожу сделать можно. И поверь: еще один бой — и, вполне возможно, мне придется брать над тобой опекунство и устраивать в богадельню.

— Я крепче, чем ты думаешь, Стив, — мрачно сказал Бреннон. — Я сейчас в лучшей, чем когда-либо, форме. Организуй-ка ты мне Матроса Слэйда.

— Однажды он уже отделал тебя, а тогда за тобой не было трех лет постоянного мордобоя. С чего ты взял, что на этот раз…

— Тогда у меня не было воли к победе.

С таким доводом я не мог не согласиться. Откуда возникла эта воля, я не знал, но, повинуясь таинственному внутреннему приказу, Майк умудрялся вставать и побеждать даже тогда, когда проигрыш казался неминуемым. Сколько раз я видел, как он падает, бьется головой о холщовое покрытие ринга, как закатываются его глаза, бледнеет лицо… но затем он вновь вставал и шел в бой. Что же заставляло его совершать невозможное? Не страх ли? Да, страх проиграть! Этот страх двигал им, когда даже его железное тело содрогалось и сгибалась под могучими ударами противника, когда даже его первобытные злость и ярость, притупляемые усталостью, начинали угасать. Что заставляло Бреннона столь странно воспринимать возможный исход боя, я не знал, но чувствовал, что каким-то образом это связано с его необъяснимой страстью к деньгам.

— Запишешь меня на четыре боя, — приказным тоном сказал Майк. — С Матросом Слэйдом, Хансеном-младшим, Джеком Слэттери и Майком Костиганом.

— Да ты, видать, уже рехнулся! — не сдержался я. — Наметил четырех самых опасных для тебя в мире бойцов. Это тебе не пронырливые полутяжеловесы. У этих ребят удар так поставлен, что держись.